– Разумеется. – Оторвав взгляд от текста, который он писал для эфира на вечер вторника, Джеффри посмотрел на исполнительного продюсера, внезапно появившегося в дверях его кабинета. – А почему ты спрашиваешь?
– Телезрители беспокоятся за тебя.
– Понятно, – кивнул Джеффри.
Телезрители? Неужто его боль так очевидна? Неужто все видят, что у него на сердце? У него, который славился своей беспристрастностью? Ведь он никогда не высказывал никаких политических симпатий, ничем не выдавал своего собственного отношения к жизни, всегда оставался корректным и сдержанным, как и полагается журналисту.
– И что же говорят телезрители?
– Что ты кажешься немного вялым. На прошлой неделе, когда ты был в Лондоне, многое можно было списать на общую усталость, ведь тебе одному приходилось освещать работу конференции. Но на этой неделе… Они, понимаешь ли, тревожатся за тебя, а не разочарованы в тебе.
В студию и в самом деле пришло немало писем с тревожными вопросами о популярном ведущем. Некоторые зрители с теми же вопросами звонили по телефону. Перемена в Джеффри была очевидной, правда, никто не мог понять, в чем дело, словно они, зрители, не могли поставить правильный диагноз.
Потому что это… Это шло от его сердца, это было только для одной Джулии. Некая интимность, кураж, предназначенные лишь для нее. Интимность была подсознательной, она каким-то образом соединяла его лицо с его сердцем и эта эмоциональная тропинка шла дальше, к его разуму.
Но все это было, когда Джулия еще жила в сердце Джеффри. Теперь все изменилось. Джулии не было рядом с ним, и его синие, как гладь океана, глаза больше не сверкали от радости, а в его голосе больше не звучали нотки нежности.
Сам-то Джеффри знал, конечно, что творится у него в душе – он был полностью опустошен, но ему казалось, что он хорошо держится перед камерой. Как выяснилось, это было совсем не так.
Телезрители мигом почувствовали, что с любимым ведущим что-то произошло, и стали названивать в студию для того, чтобы разузнать, в чем же дело. Исполнительный продюсер, впрочем, как и вся съемочная группа, был ближе к истине, догадавшись, что стряслось с Джеффри.
– Джеффри, мы всю неделю не давали твои руки крупным планом, – заявил он.
– Не давали мои руки крупным планом? – недоуменно переспросил Джеффри.
– Твое обручальное кольцо…
– Ты хочешь сказать, что зрители замечают, есть на мне обручальное кольцо или нет?
– Моментально.
Джеффри вздохнул. Мало того, что телезрители заметили его равнодушие, так еще мимо внимания съемочной группы не прошло отсутствие обручального кольца на его безымянном пальце, и операторы заботливо прикрывали его руки, предположив, что у него разлад с женой и что он будет недоволен, если это заметит еще кто-то, кроме них.
– Наверное, я возьму недельку отпуска, – пробормотал Джеффри.
– Почему бы и нет? Две недели назад ты ведь так и не взял отпуск. Уверен, что Джон сможет заменить тебя.
После эфира Джеффри набрал знакомый номер в Саутгемптоне. Правда, звонок был не в Бельведер, а в соседнее поместье.
– Привет, Эдмунд! Это Джеффри.
– Джеффри, здравствуй.
– Ты говорил с Джулией?
– Да, и я говорил, и Пейдж.
– Стало быть, ты все знаешь.
– Да, и мы оба весьма сожалеем.
– Спасибо. Джулия объяснила, что случилось?
– Она сказала, что есть кто-то другой.
– Да. – Джеффри не стал спрашивать Эдмунда, знал ли тот, кого полюбила Джулия. Это было не важно. Важно другое – Джулия уже успела рассказать все Эдмунду и Пейдж. Это означало, что у нее не было никаких сомнений в принятом решении. – Эдмунд, а Джулия попросила тебя начать дело о разводе?
– Нет, – честно ответил Эдмунд.
Джулия ни о чем таком его не спрашивала, это они с Пейдж навели разговор на эту тему. Эдмунд хотел быть уверен в том, что она обратится только к нему, если дело дойдет до развода. Эдмунд хотел, чтобы Джулия, именно Джулия, избежала лишних неприятностей, связанных с публичной оглаской, чтобы не получилось того, что вышло при разводе Дайаны и Чейза, когда судебный исполнитель был настолько бестактен, что принес Дайане бумаги на развод накануне операции на сердце советскому послу. Джулия и так болезненно перенесет развод. И Эдмунд не хотел, чтобы у нее возникли дополнительные причины для огорчения.
– Нет, Джеффри, Джулия не просила меня начинать дело о разводе, – добавил Эдмунд. – А ты просишь?
– Ну уж нет, Эдмунд. Я не собираюсь подавать на развод.
– Понятно.
Это неплохо, подумал Эдмунд. Можно надеяться, что развода вообще не будет, потому что Джулия сказала ему: «Я ни за что не подам на развод, Эдмунд. Но я уверена, что Джеффри сам позвонит тебе».
В субботу утром Джеффри на «конкорде» улетел из Нью-Йорка в Париж. В аэропорту Шарль де Голль он пересел на рейс «Алиталии» Париж – Венеция.
Дайана остановилась в Венеции в отеле «Киприани». На следующий день утром, если он не ошибался, она должна была отправиться в путешествие вокруг греческих островов.
«Что я делаю? – спросил он себя, когда катер забрал его на площадь Сан-Марко и повез на остров, где располагался роскошный отель. – Облетаю половину земного шара для того, чтобы узнать, не сможет ли Дайана пообедать со мной сегодня?»
А что, если Дайана уже не одна? Что, если она познакомилась с кем-нибудь во время путешествия и не хотела, чтобы ее тревожили?
Джеффри верил: сапфировые глаза сразу скажут ему правду.
– Да, синьор, – ответила ему консьержка в «Киприани», когда Джеффри спросил, зарегистрирована ли в отеле Дайана.
– Можете набрать ее номер? – спросил Джеффри, направляясь к телефону цвета слоновой кости с золотом, стоявшему на отделанной мрамором стойке.
– Разумеется.
Дайаны не оказалось в комнате. Не появилась она и через час, когда Джеффри, расположившись в своем номере, переодевшись и побрившись, снова позвонил ей. Приведя себя в порядок, Джеффри решил посмотреть Венецию. Перед тем как уйти из «Киприани», он заказал обед на двоих в элегантном ресторане отеля и оставил Дайане записку: «Дайана, что скажешь об обеде в отеле в восемь вечера? Или на следующей неделе на Манхэттене? Джеффри».
Катер вновь отвез Джеффри на площадь Сан-Марко. Он не стал подниматься на любимую туристами колокольню, бродить по Дворцу дожей и рассматривать византийскую мозаику в базилике. Джеффри уже много раз бывал в Венеции, восторгался великолепным городом каналов и сокрушался по поводу того, что с ним не было его любимой Джулии.
И сегодня, не обращая внимания на исторические достопримечательности, он бродил по лабиринту мостов и каналов, не задумываясь уверенно продвигался вперед, словно у него была определенная цель. На самом деле Джеффри просто гулял по дивному городу и из нескольких дорог выбирал одну лишь потому, что она чем-то манила его – то его привлекал живописный мостик, то на каком-то стоявшем вдали здании он замечал необыкновенную горгулью, то ему хотелось поближе взглянуть на статую Вероччио, то он шел на одурманивающий аромат из ближайшей пиццерии. И в конце концов дорога привела его к Дайане.
Она сидела за столиком маленького уличного кафе, находящегося в стороне от любимых туристами площади Сан-Марко и Большого Канала, пила кофе капуччино и смотрела на бронзовых русалок в фонтане, расположенном на другой стороне крытой булыжником мостовой.
Джеффри, увидев ее, замедлил шаг – он вдруг испытал неловкость. Он приехал сюда, потому что доверял ей; ему нужно было увидеть ее честные голубые глаза и услышать от нее честные слова.
Но все это было нужно ему, а она хотела побыть одна.
Однако Дайана улыбнулась Джеффри, правда, улыбка ее была немного грустной, не потому ли, что она увидела пустоту в его глазах, увидела, что на безымянном пальце его левой руки нет обручального кольца, отчего рука стала казаться такой голой; впрочем, улыбка ее была еще и радостной, потому что Дайана была очень рада видеть Джеффри. Она успела соскучиться по нему.