— Ах, ты мой Боровичок! — причитает с умилением Люсенька. — Спит на ходу, маленький!
Чтобы подтолкнуть отяжелевшего от еды питомца на диван, сил у неё хватает. Она даже прикрывает малыша пледом, осторожно, чтобы не повредить топорщившиеся крылышки. Детёныш тычется мордой ей в ладони… и вскоре затихает.
Лусия, растерянно улыбаясь, гладит его по круглой башке. Шёрстка плюшевая, мягкая, а на макушке — два бугорка, будто рожки прорезаются. Ничего себе! Тем временем под строгим взглядом Малявки диван становится шире, даже выдвигается угол: дескать, прилечь не желаете ли? Люся с благодарностью принимает приглашение.
Боровичок, не просыпаясь, притискивается к ней ближе, как к большой маме. И через минуту все мирно спят: и мантикорыш, и наша гостья, чья судьба, похоже, развернулась совсем в другую сторону, и Малявка, устроившийся в распадке между ними…
— А вот тепер-рь смотр-ри внимательноу.
Тим-Тим запрыгивает на стол и оттуда, как со спасательной вышки, обозревает спящих. Деловито интересуется:
— Диван не жалкоу? — Не дожидаясь ответа, отмахивается: — Да ладноу, в таких домах этих диваноув сотни, одниум больше, одниум меньше… Начали!
И на нас падает разноцветный туман.
Лишь два островка остаются в нём видны: уголок с Люсей и её новыми друзьями и наш край стола. С замиранием сердца наблюдаю, как столешница под моим взглядом меняется, покрывается сеткой трещин и кругами от горячих чашек на старой полировке. Стул подо мной раздаётся, приподнимаются подлокотники, вырастает спинка… Уже не стул, а высокое деревянное кресло, обложенное, кстати, подушками для удобства… кого?
— Так-с, местоу обозначилиу! — бормочет кот. — Местоу я помню хор-рошоу, мы с Хозяином несколькоу р-раз сюда пр-риходили. Тепер-рь встр-раиваем пр-рихваченное…
Сквозь редеющий туман постепенно проступает совершенно иное помещение. Мы оказываемся в просторном доме из бруса, возведённом с куда большим размахом, чем наше с Магой жильё: весь нижний этаж, включающий в себя и столовую зону, и кухонную, и гостиную, и какие-то озеленённые уголки, захватывает квадратов двести, не меньше. Жилое пространство угадывается и на втором этаже, за галереей, на которую ведут три лестницы с разных сторон. Под потолком «второго света» разгорается небольшое солнце-люстра.
Рассматривать обстановку в деталях пока некогда. Меня больше интересует наш диван, «пр-рихваченный и встр-роенный» со всеми спящими. Он и здесь оказывается возле камина. Впрочем, очаг не зажжён, хоть в доме и тепло, несмотря на ночь, заглядывающую в огромные окна.
— … Ой, кто это? Кто к нам пожаловал?
С ближайшей лестницы кубарем скатывается крошечная девушка. Ну, не такая уж и крошечная, мне где-то по грудь… но чем-то живо напомнившая Дорогушу. Такая же коренастая, плотно сбитая, щёчки румяные, голубые глаза круглые, любопытные… Первые слова она выкрикивает, повизгивая от восторга, но тотчас шикает на себя и переходит на шёпот:
— Вот радости-то, радости! Гости в кои-то веки! Господин Тим-Тим, что ж не известили-то? Пожалуйте, пожалуйте! Надолго ли? У меня и спаленки завсегда готовы, и баньку сейчас протопим, и стол соберём… Ой, сколько вас много-то! Ничего, всех приветим, всем рады!
Тим-Тим довольно оглаживает усы.
— Вот, Дюша, пр-рисмотрел вам жильцов, как обещал. И не гостей, а хозяев, еслиу им тут у тебя по душе всё пр-ридётсяу. Пр-равдау, детёныш совсеум ещё мал…
— Это ничего, ничего!
Чудное создание подпрыгивает от полноты чувств, зависая в воздухе, и за спиной её проявляются прозрачные, словно слюдяные, крылышки.
Ой! Да у неё ещё одна пара рук!
— Ничего, приглядим, научим уму-разуму! То-то сестрица обрадуется! А то, почитай, три года, как нам заботиться не о ком, истосковались одни! А котик-то, котик, маленький какой, хорошенький… тоже из наших?
— Не совсеум. Иномирец он. Но котик праувильный, от здешнего доможила многое перенял, — важно сообщает Тимыч. — Ты вот что, Дюша, устрой гостей так, чтобы отдохнули как следует, а я им сны навею пр-ро это место. Как встанут — будут уже знать, что и как. Хор-рошоу?
— Поняла, поняла, господин Тим-Тим!