Хоть и не сразу, но, осознав случившуюся метаморфозу, Мири потихоньку приходит в себя. Ощупывает ткань, вглядывается в непривычный крой рукавов, машинально оглаживает пышные перья… И что-то вспомнив, судорожно озирается. Подбирает под себя и вторую ногу.
— А где это… ужасное животное?
— Оно более не побеспокоит ваус, пр-рекрасная донна! — галантно отвечает кот, распушившийся, сверкающий глазюками, словно драгоценными камнями. Мне даже начинают мерещиться шляпа с пером, ботфорты и шпага, усыпанная бриллиантами. При звуках его голоса прекрасная донна вздрагивает и, кажется, вновь переходит к предобморочному состоянию. Говорящий кот!.. Но трямканье печальной музычки и шевеление в траве переключают её внимание.
По тропинке от дома к озеру вышагивает самая настоящая траурная процессия. В авангарде знакомый мышиный оркестрик, он уже заворачивает в траву. Вслед за ним, держа строй, шествуют колонной в три ряда мышата в чётных бархатных пелеринках и цилиндрах, утирающие на ходу слёзы. Четверо, запряжённые цугом, везут крошечный катафалк. Замыкающие, в траурных повязках на лапках, несут на алых подушечках какие-то награды, в которых, приглядевшись, распознаю серебряного комара, червячка-переростка, репейник… и прутик?
Незабываемое зрелище.
Дойдя до чего-то, невидимого нам в траве, процессия выстраивается полукругом.
Четверо, пыхтя и отдуваясь, поднимают на плечики и несут к катафалку лягушку, безвольно уставившуюся в небо лупатыми глазами. На пути к месту упокоения «труп», похоже, приходит в себя и протестующе дрыгает лапами. Впрочем, бесполезно. Игнорируя попытки освободиться, квакшу впихивают в хрустальный гробик и накрепко припечатывают крышку.
Оркестр затягивает печальный марш. И я, несмотря на трагизм сцены, едва не лопаюсь от сдерживаемого смеха. Поскольку в аранжировке явственно узнаётся:
«По приютам я с детства скитался,
Не имея родного угла.
Ах, зачем я на свет появился?
Ах, зачем меня мать родила?»
Мышата в цилиндриках обнажают головы. Особи в траурных повязках скорбно кланяются. Медленно и печально весь этот балаган устремляется к воде, не обращая внимания на трепыхания покойницы в драгоценном гробу.
— Но… Постойте же! Погодите!
Ага, Мири очнулась!
— Что они собираются делать?
— Тор-ржественные похор-роны, — важно поясняет кот. — Жаль, конечноу, ведь эта выдающаяся особау могла бы жить да жить… Под её р-руководством были безжалостноу истреблены все кр-ровососущие насекомые в окр-руге. Выставлен заслон диким гр-рызунам путём выр-ращивания зар-рослей чер-ртополоха. Пр-риручены дикие утки. Но чего стоят все эти заслуги пер-ред тяжким пр-реступлением, совер-ршённым полупокойной? Она посмелау осквер-рнить своим хладным бр-рюхом ножку пр-рекрасной донны!
В глазах Мирабель нарастающая паника. И… жалость?
— Послушайте, уважаемый…
— Тим-Тим, к вашим услугам, донна!
— Уважаемый Тим-Тим, мудрый Тим-Тим! Вы, как я вижу, здесь главный? Нельзя ли как-то… м-м-м… помиловать это… столь достойное, оказывается, существо? Они же его утопят!
«Только не бросай меня в терновый куст, Братец Лис!» — мысленно хихикаю я. Нет, правда, наивность этой женщины и незнание жизни удивительны!
— Оно должноу быть наказано! — подвывает кот.
Мышата тем временем подвозят скорбный груз к кромке воды. Самые сильные, встав на задние лапы, снимают гробик и волокут прямо в накатывающие волны.
— Всёу в ваших руках, донна! — торжественно объявляет кот. — Прикажете помиловать?
Она прижимает руки к груди.
— Да! Да! Конечно, да!
Вспыхивают на миг ослепительно-ярким светом глаза Баюна.
— Вот и славноу, — мурлычет уже обычным голосом. — Значит, свобода!
И хлопает лапками, как в ладоши.
Сверху доносится утиное кряканье. Рядом с кромкой воды пикируют и приземляются, тормозя лапами, два крупных диких селезня, неподалёку шумно приводняются с десяток уток. Тащившие гробик мышата, вытянувшись в струнку, отдают им честь, отчего хрустальная коробочка сваливается с их плечиков на траву. Крышка, вроде бы намертво привинченная, отпадает. Задыхаясь, вываливается на землю посиневшая от недостатка кислорода лягуха и ползком, ползком, оживая и дрыгаясь, устремляется к птицам. Один из селезней выдёргивает из спинных перьев гибкий прутик, оба они подхватывают его клювами, как перекладину и наклоняют шеи к земле.
Кое-как разбежавшись, квакша повисает на прутике.