Четверо переглянулись и посмотрели на пятого. Михан осоловело моргнул и выдал:
— А я просто… мимо проходил.
— Михаил несколько раз пересекался с тем призраком, о котором я говорил ранее, — пояснил Геннадий. — Но, поскольку он лишён некоторых моральных и умственных качеств, не счёл нужным обратить внимание на некоторые странности…
— Слушай, Пряник, — разозлился Михан, — можно попроще?
— Ты дебил, — кратко перевёл Калина. — Геннадий, мы не будем ничего отрицать, а ты, будь добр, скажи… к чему это всё было и какой вывод?
Прежде, чем Геннадий снова открыл рот, вступила Кара:
— Тихо! Я догадываюсь, что сейчас будет. Философская революция… Да, мы с Ильёй сначала просто помалкивали, а потом помалкивали с разрешения, но… Это не касается нас, ребята. Это действительно страшно, и не надо лезть на обратную сторону из-за того, что мы обо всём догадались.
— Сама-то не болтай, — шикнул Калина. — Она имела в виду…
— У этой оболочки реальности есть название! — восхитился Геннадий, и это была первая человеческая эмоция, которую он выказал за всё время разговора. — Позвольте, я запишу.
— Не позволяю, — повысил голос Илья, — не пиши ни строчки, ты… Пряник. Ты молодец, что провёл такое исследование, даже немного завидно — мы с Карой предпочли сделать вид, что ничего не происходит. Но…
— Неужели вы не хотите избавить альма матер от зла? — вскинул брови философ.
— Ты зачтёшь траурным голосом Ницше и всё сразу станет хорошо? — ласково осведомился Калина, но у него от злости очки запотели. Кара восхитилась, правда, молча. — Нет, Гена, так не пойдёт. И не только Гена, это всех касается! Мы ничего не делаем и…
— И упускаем шанс улучшить свою карму, — ввернул Геннадий. Пока все гадали, при чём здесь карма, он спешно заговорил: — Я понимаю, что ты имеешь в виду, но послушайте же, у меня есть идея!
Михан завыл:
— Я смотрел один фильм ужасов, который начинался так же…
— Говори, — подбодрила Яночка. Она явно ничего не поняла, но Геннадий всё ещё интересовал влюбчивую студентку.
— Перечисленные преподаватели, все с разных кафедр, не без причин спевшиеся в последние полгода… Они точно что-то задумали, я всё чаще вижу их вместе в самых неподходящих местах… Да, я вижу многое, — добавил философ, поняв, что все скептически уставились на его очки в трещинах. — Не отвлекайтесь. Грядёт какая-то развязка, какой финал, это концепция любых взаимосвязанных цепочек…
— Пряник, я тебя щас укушу…
— Тише, Михаил, надкусить философскую материю доступно далеко не каждому. Так вот, им может понадобиться наша помощь как студентов! Кто лучше знает, где можно спрятаться в этом здании? Те, кто прогуливает пары. Кто лучше знает, как обмануть охранника и проскользнуть без студбилета? Только студенты!
— Кому сдавать сессию? Только студентам! — саркастически воскликнул Калина, и философ затих. Экзамены грозили всем, в том числе ему.
Кара переводила взгляд с одного на другого, не забывая об остальных. В уме Геннадия решались сложные философские задачи, Калина откровенно злился и пытался держать под контролем весь стол, Михану было до лампочки — но даже он насторожился. Яночка, прикрыв глаза, смотрела на Кару. То ли осуждающе, то ли заинтригованно, не разберёшь.
Неожиданно Михан родил мысль, которая пришлась всем по душе.
— А Станислав Павлович… может быть в этом замешан?
— А что? — хором спросили Кара и Илья, припоминая случай в лифте.
— Да стукнуть его хочу, — признался Михан, — только и всего. А повода нет.
— Санмитрич и без повода не возражал бы, — хмыкнул Калина.
— Неужели я не вдохновил вас на решительные действия? — расстроился Геннадий. — Я точно знаю, что как минимум двое из нас пострадали от существ инородного происхождения, это Илья и я… Остальные в этом как минимум заинтересованы!
— Постой-постой… Ты вроде не дурак, — медленно заговорила Кара, — и не стал бы лезть на рожон без причины. Признавайся, Гена… Что и где ты нашёл?
Философ торжествующе улыбнулся:
— Я знал, что у тебя есть голова на плечах, Карина! Не «что», а «кого». И я в любом случае намерен сказать об этом преподавателям, но я решил, что вы, как заинтересованные лица…
Заинтересованные лица дружно велели «показывай», и Геннадий Прянишников, словно Иван Сусанин, повёл их из столовой в спортивный зал, находящийся на цокольном этаже.
Выражаясь на упрощённом студенческом — в бункер.
***
Максим Сергеевич мог бы видеть со своего места в столовой весь процесс студенческого сговора, но он был смертельно занят — пытался съесть каринину булочку.
— Барсик, ты меня поражаешь, — протянул Мечников, уничтожая вторую тарелку картошки. — Эта маленькая булочка явно сильнее тебя.
— Иди ты, Саша…
— Не пойду никуда, пока ты не доешь, то есть, просижу тут до конца света.
— Кончай издеваться, — Максим Сергеевич страдальчески вздохнул и откусил ещё один кусочек. Маленький. — Вот за что? Что я ей сделал? И как ты можешь столько есть?!
— Не переходи на личности, — хмыкнул сытый, а потому добродушный историк. — Ты просто выглядишь, как заключённый в концлагере. В хорошем костюме, но заключённый. Меня не удивляет, что сердобольная студентка не удержалась… Удивляет, что она была одна такая.
— Остальные спрашивали разрешения. Карина решила, что это лишнее, и стратегически это было верное решение.
В этот момент социолог поднял голову от тарелки и мог бы увидеть процессию воинственных студентов, отправившихся туда, куда не следовало; но вид загородил пышный бюст явившейся из ниоткуда Ирины Арсеньевны.
— Мужчины, я вам морсик принесла, — обрадовала она.
— Чего это ты такая радостная? — нахмурился Мечников, морсик, однако, принимая — сначала в руки, потом внутрь. — Готовишься валить студентов на сессии?
— Нет, просто настроение хорошее…
— Хорошее настроение у ведьмы — это плохо, — вздохнул Максим Сергеевич, страдая над едой. — Как пить дать, случится какая-нибудь дрянь.
Дрянь уже случалась этажом ниже, но столовая приглушала не только запахи, но и прочие доступные человеческому организму ощущения, и никто ничего не заметил.
— Может, Стас что-то намутил? Вы смотрели расписание? — встрепенулась ведьма и полезла в сумочку за планшетом.
— Не смотри эту гадость, — поморщился историк, — аппетит испортишь.
— У меня аппетит есть всегда! — гордо сообщила Ирина Арсеньевна. Максим Сергеевич тихо застонал. — Но всё-таки вы правы. Перепады настроения у таких, как я, являются чем-то вроде предчувствия. Проблема лишь в одном: никогда не понятно, чего именно ждать! Даже не определишь, кто-то родился или умер!
— Кто-то умер от переедания, — сказал Мечников, и его больно пнули под столом. — Ай, Барсик… не очень-то по-каратистски…
— Зато достаточно по-садистски. Так, — волшебник одним решительным махом прикончил булочку, и все молча восхитились. — Так. Владыку мы нашли, хотя к этому существу очень трудно подобраться. Предчувствиям Ирины Арсеньевны я верю, так что за оставшуюся часть перемены нам надо понять, что к чему, и, возможно, даже действовать. Скоро сессия, а это значит, что времени в обрез…
— Потому что во время экзаменов мы будем заняты? — предположил Мечников.
— Потому что во время экзаменов, — ответил Максим Сергеевич, — вурдалаков, оборотней и прочих тварей в универе будет в три раза больше обычного, и все они — союзники нашего главного врага.
За соседним столом какой-то студент воскликнул:
— Михална — такая тварь! Ну просто ведьма! Сорок билетов по три пункта в каждом, да пошла она к лешему…
— И леших, — беспечно добавил волшебник, поднимаясь из-за стола. — Я же говорил.
***
Во всех нормальных универах спортивный зал располагался в более-менее приличных местах. Кто-то занимался на пятом этаже, кто-то — на первом, кто-то — на цокольном, но приличном цокольном, который было не отличить от первого или пятого — там даже окна были! Правда, почти под потолком… В главном же корпусе нашего богоспасаемого университета не нашлось места для занятий спортом: откровенно говоря, историки, лингвисты, филологи и философы его и не искали. Но было надо. Для галочки.