— Давайте ещё прямее: это звучало как ответ Стаса на заданный вопрос, — поморщился Мечников. — И нам всем, конечно, хочется, чтобы колорадским жуком оказался именно Стас.
— Ты правильно сказал «хочется», — задумчиво отозвался Максим Сергеевич. — На Стаса указывает абсолютно всё, включая его поведение и наши ожидания, однако…
— Следить придётся за всеми, — вздохнула ведьма и тут же дёрнулась под неожиданно враждебным взглядом Мечникова. — Что ещё?
— Если вы думаете, что Григорьев и Калинин…
— Я ничего не думаю! — вскинула руки Ирина Арсеньевна. — И что вы так взъелись? Максиму Сергеевичу тоже не хочется подозревать в чём-то свою студентку…
— Не хочется, — но тут дело в другом — Карина вряд ли беззаботно подвергнется чьему-либо влиянию, такой уж у неё характер, а вот историков он не знал. — Значит, так, коллеги. Присматриваем за всеми, кто был сегодня в лифте, за Стасом — как обычно пристально. Саша, мёртвых больше не было?
— Было, — буркнул историк. — Как обычно.
— Ирина Арсеньевна, подозрительных телефонных звонков?
— Звонила одна знакомая ведьма, но это мне. А ещё… — Она прикусила губу. — На станции сегодня утром почуяла пару оборотней. Не разглядела, каюсь, но шли они в направлении нашего универа.
Оба в надежде воззрились на Максима Сергеевича, как будто он обещал им гениальный план по спасению мира. Максим Сергеевич сделал вид, что погружён в размышления, хотя в голове вертелось только одно — дождаться выходного и разобраться в одиночку… Увы, до выходного могла произойти ещё масса вещей, и эта масса ему ох как не нравилась.
Декан философов всхрапнул, дёрнулся и распахнул глаза.
— Где я?
— На бренной земле, Борис Борисович, — брякнул волшебник раньше, чем подумал.
— Кто я?
— Вы Борис Борисович, — помогла ведьма.
— Зачем я существую?
— Зажигаете свет в головах юных и неразумных, — подсказал Мечников.
Борис Борисович успокоился, счастливо вздохнул, зажмурился и через полминуты уже сопел, сливаясь со своим потёртым креслом, будто хамелеон.
— Здесь небезопасно разговаривать, — поджала губы Ирина Арсеньевна. — Нам нужно встретиться недалеко от университета, но так, чтобы никто не слышал.
— Я снимаю квартиру в этом районе, — поделился сокровенным Максим Сергеевич, заранее жалея. — Завтра после пар можем отправиться туда и что-нибудь придумать. Уверяю вас, нас сможет подслушать только моя кошка.
Выходили из здания универа уже затемно. Ирина Арсеньевна вдохновенно доказывала Мечникову, что она действительно родственница Мерлину, возможно, поэтому она не заметила стайку грустных привидений, вьющихся у крыльца.
— Идите домой, — посоветовал Максим Сергеевич, лёгким движением руки развеивая несанкционированный митинг с того света.
— Здесь скоро начнётся, — прошептало последнее привидение перед тем, как исчезнуть. — Лучше бы ты остался там, где…
— Максим Сергеевич!
— Барсов, твою…
— До свидания, — особо настырный призрак был развеян невежливым пинком. Максиму Сергеевичу не очень-то хотелось дослушивать, где ему надлежало остаться.
Из окошка диспетчерской на троих уходящих преподавателей, прищурившись, смотрели чьи-то нечеловеческие глаза…
========== 5. ==========
После пяти честно отработанных пар Максим Сергеевич задержался на кафедре, пытаясь одновременно договориться с деканом и с Кариной. Декан требовал присутствия на какой-то конференции, причём немедленно, Карина хотела отпроситься от посиделок с курсовой. Понимая, что ситуация безвыходная, Максим Сергеевич взвесил все «за» и «против», представил, что с ним сделают спевшиеся Окунь с Мечниковым хотя бы за масенькое опоздание, усмехнулся и тихонечко колданул.
Ситуация резко изменилась.
— Барсов! — прогремел декан социологов, глядя на него снизу вверх. — Ни в коем случае не смей соваться на конференцию! Мы справимся без тебя! Ясно?!
— Понял, Олег Рудольфович.
— И чтоб ноги твоей там не было! И других конечностей, — пригрозил напоследок Олег Рудольфович, хлопнув дверью. Тут встрепенулась Кара:
— Максим Сергеевич, пожалуйста, давайте позанимаемся сегодня! Очень хочется.
— Нет-нет, никак не могу, — с чистой совестью откликнулся Максим Сергеевич. — Идите-ка лучше на своё свида… домой, Карина.
Студент — он и под чарами студент, пусть даже добросовестный. Кара не стала ломать систему, быстро собрала вещи и растворилась за дверью, и социолог искренне надеялся, что в следующий раз увидит её со старостой историков.
Университет потихонечку засыпал, к шести вечера в нём традиционно оставались исключительно должники, заработавшиеся преподы и стукнутые активисты. Сегодня активисты репетировали какой-то танец прямо на лестнице, и Максиму Сергеевичу показалось, что в этом универе социальная активность ценится чуточку больше академической. Впрочем, не его проблемы — а жаль, как было бы хорошо заняться простыми человеческими проблемами, а не каким-то там загадочным Владыкой!
По дороге вниз (на лифте он вряд ли ещё поедет) Максим Сергеевич столкнулся с юным философом Геннадием Прянишниковым: Геннадий искал своего декана, вечно спящего Бориса Борисовича, чтобы узнать у него что-нибудь о бренном бытии.
На следующем пролёте буквально врезался в Стаса. Станислав Павлович шарахнулся в сторону, как от огня, заворчал что-то наверняка оскорбительное и убежал. Как-то он всё больше напоминает крысу — усики эти, очочки как узкие глазки, ещё и картавит… Картавые крысы, это уже за гранью… Максим Сергеевич понадеялся, что Стас — оборотень, причём незаконный. Было бы очень мило с его, Стаса, стороны!
На втором этаже, когда оставалось совсем чуть-чуть до выхода, он оказался свидетелем очередной дуэли между деканом лингвистов по прозвищу Сова и деканом филологов — Любовью Серафимовной. Ругались громко и на латыни, но, кажется, никого не призывали. Волшебнику почудился косой взгляд Любови Серафимовны, а потом он вспомнил, что она, в общем-то, всегда косила. Чего только не увидишь.
— Ты что, через Северный полюс добирался? — недовольно поприветствовал Мечников. Он уже стоял у выхода в пальто и из-за этого самого грузного пальто казался ещё больше. — У меня кофе почти закончился.
— Зато я успела поймать ещё двух оборотней, — похвасталась Ирина Окунь, тряхнув огненно-рыжей гривой. — Показать?
— Сейчас я вам дома такое покажу, всех своих оборотней забудете, — сказал Максим Сергеевич. Лица коллег вытянулись до состояния эллипса.
И он показал. Вернее, достопримечательность показала себя сама.
Тыкнув магнитным ключом, куда положено, и потянув тяжёлую дверь, Максим Сергеевич вошёл первым, чтобы принять огонь на себя.
— Добрый вечер, баба Маша.
Консьержка издала радостный возглас и проснулась.
— Добрый вечер, добрый вечер! — из каморки донеслось весёлое кряхтение, шторки на маленьком окошке раздвинулись, и миру явилась баба Маша — консьержка и хранительница подъезда номер пять. Это была милейшая на вид бабушка из Воронежской области, по вся дни выряженная в юбки и платья в крупный цветочек. Очень часто обитатели подъезда, заходя внутрь, сначала видели ноги, затем — самый крупный цветочек на бабе Маше, согнувшейся за мытьём полов, а потом уж саму консьержку — целиком, так сказать, не получалось, разве что по частям. Но главная опасность была не в этом.
Баба Маша окинула любезным взором Максима Сергеевича, ничего не сказала и переключилась на вошедших за ним коллег. Мягкое, воистину цветочное выражение лица её посуровело, превратившись в самый твёрдый воронежский кирпич.
— Это что же это такое деется? — вкрадчиво спросила баба Маша, свесив из окошка бюст и немного своего любопытства. — Шпиёны?
Мечников с ведьмой словно дар речи потеряли. И это было бы очень смешно, если б не страшно.
— Кто такие будете и откуда? — начала допрос с пристрастием баба Маша.