Вот вдалеке мелькнула тень всадника. По толпе прошёл шепоток, не чудится ли? Нет, отряд стал вскоре четко виден на фоне грозного неба и потемневшего песка. Женщины закричали, замахали руками.
- Госпожа, они вернулись. Все. Я сосчитала, точно-точно. Пойдемте же домой! - Сиам потянула Тасу за рукав рубашки. Видно было, что спокойно стоять на месте она просто не может.
«Что это у нее? Паническая боязнь бурь?» - подумала Таса. - «Даже забыла о приличиях. Будь мы не среди имрадов...»
- Сиам, ты знаешь, что, если ты сделаешь так при госпоже Туфитри, тебя побьют палками за дерзость? - девушке не хотелось пугать служанку, но ещё меньше ей хотелось потом слушать её жалобы на синяки, да и жаль было глупышку.
- Простите, госпожа...да знаю, разумеется, но её же здесь нет...я бы при госпоже никогда... - Сиам не на шутку испугалась и принялась лепетать извинения.
«Хорошо», - подумала Таса, - «страх помогает памяти быть острее».
- Я не сержусь, Сиам. Но я прощаю то, чего не простят другие, помни об этом, - нравоучительно произнесла Таса, - а теперь ступай домой, я останусь до конца.
Сиам быстро поклонилась, и ее и след простыл.
«Глупышка...ты должна была хотя бы немного настаивать на своем присутствии для приличия», - покачала головой Таса. Сиам была младше ее всего на три года, но девушка чувствовала, что на века мудрее своей служанки.
Всадники тем временем совсем приблизились. Изем был впереди, позади имрады. Сиам не ошиблась - все до единого. Таса даже погордилась своей непоколебимой уверенностью в отце.
Свой тагельмуст** Изем так сильно надвинул на глаза, что остались видны только маленькие щелочки. Под развевающейся на ветру накидкой виднелась белая рубашка, которую пересекали две перекрещивающиеся на груди широкие ленты, сплетённые из разноцветных шелковых шнурков, с кисточками на конце. Одну ленту плела Таса, другую не так давно Таманар...
Отец подъехал прямо к ней. Уже можно было различить на руке блеск простого серебряного кольца с сапфиром - знак отличия благородного. Верблюд отца фыркнул и помотал головой, стряхивая с шерсти надоедливые песчинки. Позади слышались счастливые голоса женщин, встретившихся с мужьями, отцами и сыновьями, и быстрый топот ног людей, спешащих укрыться в домах.
- Почему ты одна? Где твоя служанка...как её... - отец придержал животное. Таса взяла верблюда за поводья и быстрым шагом направилась вверх по горной тропе.
- Сиам. Я ее отпустила. Она боится бурь.
- Не слишком ли ты много позволяешь прислуге?
- Я всего лишь не хотела, чтобы от страха она упала безжизненным телом к моим ногам, - улыбнулась Таса, - тогда мне пришлось бы беспокоиться за двоих. Я рада, что ты вернулся и вы все невредимы.
- Незачем было, всего лишь песок, как будто ты его не видела. С нами ничего не случилось бы, мы отъехали недалеко. Ни к чему эта толпа встречающих, - пробурчал Изем, и хотя его лицо скрывал тагельмуст, Таса знала, что он сейчас улыбается.
За ними закрылись на тяжёлый засов деревянные ворота Ах-Арода. Широкие и надежные, сделанные из благородного баобаба, за такими ничего не страшно. Часовые поспешили скрыться в своих глиняных домиках, пристроенных прямо к скале. Дом Изема был выше. Некогда пологая, гора уже тысячу лет напоминала ощетинившегося дикобраза. На вершине вытесанные из камня дома благородных, ближе к подножью - многочисленные дома имрадов, сложенные из скалистых пород, напоминающие часть горы. Вокруг Ах-Арода пашни с невысокими деревцами, хлопковые деревья, стойла для стад верблюдов и колодцы, которые перед бурей землепашцы прикрыли от песка. Верблюд, на котором сейчас ехал отец, был любимцем, лучшим из стада, и потому жил в стойле при доме.
Когда Изем и Таса приблизились к дому, буря разбушевалась не на шутку. Карите***, росший рядом с домом, которому с таким трудом удалось прижиться на горе, сейчас пригибал свои ветки прямо к земле, но сильный ствол и широкие, в палец толщиной, корни давали понять - дерево тут стоит намертво.
«И хорошо», - подумала Таса, передавая поводья слугам. Она любила его душистые коричневые цветки, которые пахли сладким теплом.
В доме их уже ждали. Таманар, обнимая руками огромный живот, плача, бросилась в объятья мужа и что-то зашептала ему. Наверное, извинения за то, что не пошла его встречать, испугавшись бури.