— Не дело у нас в семье творится, — ворчал Мономах. — Как можно воевать с врагами, если среди родных нет согласия. Надо бы собраться всем. Поговорить, высказаться, обсудить дело со священниками, боярами и горожанами. Они ведь тоже не дураки. Мы с ними как-никак в одной стране живем. Они на наши дрязги со стороны смотрят и наверняка могут сказать что-нибудь толковое. Встретились бы все в Киеве, в торжественной обстановке, приняли бы решение, распределили бы княжества, крест бы поцеловали. Помирились бы. Вот тогда можно было бы всей Русью на половцев пойти. Думается мне, Святополк, что наши проблемы келейно уже не решить. Тут съезд собирать надо.
— Съезд? — переспросил Святополк. — Интересная мысль. Ей никак не откажешь в свежести и новизне. Такого у нас в истории еще не было. Непременно надо так сделать.
Приехав в Киев, Святополк сразу засел за приглашения. На предстоящий съезд он созвал всех князей, самых знаменитых представителей духовенства, бояр и других уважаемых людей.
Княжеский съезд открылся в Киеве в торжественной обстановке. Делегаты уже заняли свои места, все было готово для начала, но председательствовавший Святополк никак не открывал заседание, а Мономах все не садился — метался с озабоченным видом от окна к двери, явно ожидая какого-то известия.
Все с самого начала складывалось не так, как задумывал Владимир. Еще до начала съезда пришло сообщение, что его сын Изяслав, не сдержав своих юношеских амбиций, захватил город Муром, принадлежавший Черниговскому князю Олегу. Не вовремя! Как не вовремя! Ох уж эта молодежь! Совершенно себя в руках не держат.
В зал вошел запыхавшийся боярин Ратибор. Подойдя к Владимиру, он что-то шепнул ему на ухо. Лицо князя вытянулось. «Вот как?! — возмущенно переспросил он. — И кого же он назвал быдлом?» Ратибор только развел руками.
Владимир подошел к Святополку и шепотом повторил ему новость, переданную Ратибором. Святополк вскочил с места от возмущения. «Быдло, говоришь? Ну уж это ему даром не пройдет! Это уже ни в какие ворота не лезет!»
Святополк обернулся к аудитории и громко объявил: «К сожалению, съезд не почтил своим присутствием наш черниговский кузен Олег. Он, видите ли, сомневается в компетентности приглашенных нами экспертов… Интеллигент хренов!»
Первый блин комом. К сожалению, съезд был сорван. Без самого главного бунтаря Олега он потерял смысл. Возмущению Святополка и Владимира не было предела.
Впрочем, Олега можно понять. Знал, что не на пироги его в Киев зовут. После истории с Итларем вера в гостеприимство была подорвана. А после того, как Изяслав Владимирович захватил Муром, стало окончательно ясно, что Олега в Киеве не любят, и ехать туда — значит искать неприятности. Вот Олег и не поехал.
В результате съезд, который должен был примирить князей, постановил лишь считать Олега Святославича, вступившего в преступный сговор с половцами и отказавшегося советоваться с родней, врагом отечества. Со всеми вытекающими последствиями.
Последствия начались сразу после съезда. Узнав о готовящейся карательной экспедиции, Олег сбежал из Чернигова в Стародуб, где терпел осаду больше месяца. Бои были тяжелые, в окруженном городе начался голод. Впрочем, огорчаться не надо: ни один князь в ходе осады не пострадал.
И вот однажды, когда обеденное меню, поданное Олегу, оказалось короче непристойной частушки, князь понял, что приключение затянулось, и послал узнать, что от него хотят.
Хотели не многого. Ему только вручили повестку с предписанием явиться, наконец, в Киев для дачи объяснений. Олег вздохнул с облегчением, чмокнул поднесенный ему крест и обещал приехать в столицу как только, так сразу.
Осаждавшие тоже вздохнули с облегчением. Пока они торчали под Стародубом, половцы, узнав, что Святополка и Владимира нет дома, напали на Русь и осадили Киев и Переяславль.
Объединенная русская армия появилась под Переяславлем внезапно. Напрасно Владимир пытался построить воинов: они так рвались в битву, что не хотели никого слушать. Половцы были разгромлены. Погиб и их предводитель Тугарин Змеевич — хан Тугоркан, дочь которого была женой великого князя. Святополк похоронил тестя со всеми почестями.
Хан Боняк, разорявший окрестности Киева, дожидаться князей не стал. Когда Святополк вернулся домой, половцев уже не было. Но вокруг Киева все было разграблено и сожжено.
VIII
Владимир был полон любви: любовь имел он и к митрополитам, и к епископам, и к игуменам, особенно же любил монашеский чин и монахинь любил, приходивших к нему кормил и поил, как мать детей своих. Когда видел кого шумным или в каком постыдном положении, не осуждал того, но ко всем относился с любовью и всех утешал. Но вернемся к своему повествованию…
От нашествия половцев особенно пострадал Киево-Печерский монастырь. Что не разграбили, то поломали и сожгли.
Владимир Мономах лично посетил монастырь, осмотрел развалины, обсудил с игуменом первые меры по восстановлению. Положение было плачевным, но не безнадежным. Монахи уже взялись за работу и, отстраивая заново разрушенное, уже обдумывали свою дальнейшую жизнь.
Когда разговор зашел о восстановлении монастырской библиотеки, игумен сказал, что уже планируется написание новых книг и предложил Владимиру, который не только любил читать, но и сам увлекался литературным творчеством, обсудить новый проект.
— Ты знаком с иеродиаконом Нестором? Книжное дело — его основное послушание. Он может подробно рассказать о своем замысле.
— Конечно, — ответил Владимир, — я его читал. Ведь это он написал «Чтение о Борисе и Глебе» и «Житие Федосия Печерского». Хорошие и полезные книги. То, что он задумал, наверняка очень интересно, я с удовольствием с ним поговорю и помогу, если нужно.
Нестор пригласил Владимира в свою келью и поделился творческими планами.
— Еще когда я писал про преподобного Федосия, у меня появилось желание написать историю нашего монастыря, рассказать про старцев — они того заслуживают. Но, обдумывая будущую книгу, я быстро понял, что историю обители нельзя рассматривать в отрыве от истории всей нашей страны. До сих пор о ней мало писалось, сведения отрывочные и часто необъективные.
— Это верно, — с жаром согласился Владимир. — Особенно зарубежные источники меня возмущают. Иной раз такие гадости про нас пишут! Сами ничего не знают, а порют всякую чушь.
— Я тоже так думаю. И очень мало авторов подходят к нашей истории с единственно верных православных позиций. Позиции язычников у нас, к сожалению, до сих пор очень сильны, и должный идеалогический отпор они, к сожалению, не всегда получают. Хочу написать большой труд, я собираюсь назвать его «Повестью временных лет», где будет описана вся история Руси с древнейших времен и до нынешних событий. Особенно я хочу отметить благотворную роль православия в становлении нашей государственности. Ведь только истинная вера сделала нас цивилизованными людьми. Хотел бы посоветоваться с вами, как с наиболее авторитетным, образованным и информированным политиком нашего времени.
— Очень правильная и своевременная идея! — воскликнул Владимир. — Я ее не только целиком одобряю, но и готов помочь хоть материально, а хоть и советом. Очень важно, чтобы потомки знали правду о нас и о нашем времени. Вот вы сейчас говорили о том, какую важную роль сыграло в нашей истории православие, и это безусловно так. Но было бы серьезной политической ошибкой, говоря о православии, не придать должного значения руководящей роли, которую сыграли и в приходе истинной веры, и в построении нашего государства потомки Рюрика. Чем была Русь до Рюрика? Сказать смешно! Да ее вообще не было. Были какие-то отдельные варварские племена, жившие по-скотски, платившие дань кому попало и кому попало поклонявшиеся. Закона божьего не знали, вот и придумывали сами себе законы какие хотели. За примером далеко ходить не надо: сейчас половцы такие же. Тоже живут по закону своих отцов и думают, что так и надо, жрут дрянь всякую, включая сусликов и хомяков, и вступают в случайные половые связи. Что о нас будут знать потомки лет через тысячу? Только то, что мы сами о себе напишем. Потому особенно важно, чтобы они узнали правду. И написать правду — важнейшая наша задача. Так что, Нестор, пиши Повесть временных лет, если нужна помощь, обращайся непосредственно ко мне. Я пожалуй, сам для нее напишу послесловие — расскажу потомкам о себе и о своем времени. И обязательно проверю и отредактирую окончательное издание. Считай работу над этой книгой важнейшим государственным заданием.