Чарльза пристроили на работу на фабрику ваксы. Его сестра Фанни продолжала учиться; у нее было редкое музыкальное дарование, она училась в музыкальной школе, и мать решила любой ценой помочь ей закончить учебу. Чарльз завидовал сестре, ему безумно хотелось учиться. Мать считала, что юноша скорее сможет пробить себе дорогу, чем девушка, даже если у него не будет образования.
На фабрике ваксы 11-летний Чарльз вместе с другими ребятишками целый день закупоривал баночки с ваксой и наклеивал на них этикетки. Работали в полутемном и душном помещении, кишащем крысами. Во время обеденного перерыва дети еле успевали съесть свои бутерброды.
Вечером Чарльз бежал по лондонским улицам: надо было поспеть в тюрьму, пока не закрыли ворота. Его товарищи по фабрике жили в ужасных зловонных трущобах, и он иногда навещал их; но самое позорное и страшное жилище было у него. И Чарльз тщательно скрывал от мальчишек, где ему приходится ночевать.
Однажды ему стало дурно во время работы: он вообще был болезненный мальчик. Один из товарищей уложил его на солому, ухаживал за ним и пошел провожать его домой, боясь, что ему опять будет плохо. Чарльз не знал, как освободиться от провожатого. Наконец, он уверил друга, что пришел домой, и попрощался с ним; на всякий случай пришлось позвонить в чужую квартиру.
Чарльз с ужасом думал, что его отец так никогда и не выйдет на свободу. Пройдут годы, десятилетия… ему представлялся обожаемый отец, поседевший и состарившийся в тюрьме. Впоследствии в романе «Крошка Доррит» он вернется к своим страшным воспоминаниям и расскажет о мистере Доррите — человеке, который провел в долговой тюрьме двадцать два года. В характере мистера Доррита он воскресит черты своего отца: наверное, так же — слезливо и беспечно — вел бы себя мистер Диккенс, если бы жил в тюрьме до старости.
Но судьба отца сложилась иначе. Умерла бабушка Чарльза, экономка в помещичьей усадьбе, и ее небольшого наследства хватило, чтобы заплатить долги Джона Диккенса. Он вышел на свободу, устроился на службу, взял Чарли с фабрики и поместил его в школу.
По окончании школы Чарльз начал работать клерком в адвокатской конторе. Об университете, конечно, не приходилось и думать. Днем Чарльз работал, а вечером изучал стенографию, намереваясь стать репортером, и брал уроки актерского мастерства у одного актера: театр был его мечтой.
В эти годы он пережил пылкую и мучительную первую любовь, которая оставила след в его душе на долгие годы. Девушку звали Мария Биднелл, она была дочерью банкира. Хорошенькая, избалованная и капризная, она не отвечала на его чувство, но иногда бывала с ним любезна: ей нравилось кокетничать, приятно было его мучить. Ради нее, как Диккенс признавался впоследствии, он «начал пробивать дорогу из нищеты и безвестности».
Поклонение даме сердца длилось несколько лет. В день своего рождения, когда ему исполнился 21 год, он наконец решил сделать ей предложение и получил отказ. Он был слишком беден, а Мария умела ценить деньги. Его красивая внешность, великолепные шелковистые кудри и удивительные глаза значили для нее не так уж много. Вскоре она вышла замуж за богатого поклонника.
Мария, разумеется, не могла знать, кем станет Чарльз Диккенс. Она не знала, что, отвергнув бедного клерка и начинающего репортера, она отвергла славу. Через 20 лет, когда Мария поняла это, она попыталась заинтересовать и привлечь Диккенса, начала с ним переписку, напомнила о юности. Он восторженно отозвался на ее письма. Но, встретясь с ней, увидел располневшую и глупую даму, и это привело его в ужас. Он поспешил расстаться с Марией и запечатлел ее новый образ в комической фигуре Флоры Финчинг в романе «Крошка Доррит». Если раньше он воспел Марию, создав поэтический образ наивной и очаровательной Доры (в «Дэвиде Копперфилде»), то теперь он расставался со своей любовью смеясь и заставил смеяться читателей.
В 1832 году Диккенс стал газетным репортером, дающим отчеты о парламентских прениях. Это была напряженная и трудная работа, потому что по тогдашним английским законам репортер, допущенный в палату общин, не имел права делать записи.
Диккенс нашел выход: он надевал длинные твердые манжеты и незаметно покрывал их стенографическими значками. Дома он расшифровывал записи; его парламентские отчеты в «Морнинг кроникл» отличались исключительной точностью. Диккенс становился «королем репортеров», зарабатывал немалые деньги.
В летние месяцы, в промежутках между сессиями парламента, газета посылала Диккенса как репортера в разные концы Англии. Парламентские выборы на местах, выступления депутатов, пожары, преступления, судебные процессы — все это должно было найти отражение в газете, и всюду надо было поспеть раньше других корреспондентов. Диккенс носился по ужасным проселочным дорогам в почтовых каретах и нанятых экипажах; очерки о событиях ему приходилось писать в пути, держа блокнот на коленях, подпрыгивая на ухабах, при свете качающегося фонаря. Он вспоминал впоследствии о сломанных экипажах, отлетевших колесах, потерянных шляпах. Хозяева газеты платили за все, только за проломленную голову они не стали бы платить.
Деятельность корреспондента была полезна для будущего писателя. Она познакомила его, лондонца, с жизнью английской провинции, обогатила множеством впечатлений. Его изумительная память фиксировала факты и лица тунеядцев, преступников, стяжателей, болтунов и просто хороших людей, чтобы запечатлеть их впоследствии на страницах романов, превратить в уродливые гротески или живые, трогательные образы.
Чарльз содержал родителей, младших братьев и сестер. Семья Диккенсов жила все лучше, и лучше, перебиралась в более комфортабельные квартиры. Правда, мистер Джон Диккенс еще умудрялся иногда запутаться в долгах, но сын быстро это пресекал. В отличие от отца он был точен в денежных делах.
В дальнейшем, когда Чарльз Диккенс стал знаменитым писателем, число его иждивенцев достигло громадной цифры. У него было десять детей, но, кроме своей семьи, приходилось содержать родных жены, семьи братьев, семьи умерших друзей. Не хватало денег. Диккенс получал за свои романы лишь небольшую часть того, что зарабатывали его издатели.
Необычайная наблюдательность Диккенса и искрометный юмор, с которым он рассказывал о виденном, натолкнули его на мысль, что он может стать писателем. В 1834 году он начал помещать в газетах и журналах юмористические очерки из лондонской жизни, подписывая их псевдонимом «Боз». В 1836 году «Очерки Боза» вышли отдельной книгой с иллюстрациями знаменитого художника-карикатуриста и имели громадный успех. Их автору было всего 24 года.
В том же 1836 году Диккенс женился на Кэт Хогарт, шотландке, дочери редактора. Молодая чета Диккенсов устраивала вечера для близких друзей, любительские спектакли. В одной из «Рождественских повестей» Диккенса злой скряга попадает по воле духов в дом своего племянника, молодого человека, умеющего заразительно смеяться. В доме царит неудержимое веселье: племянник, юные сестры его жены, молодые гости играют в фанты, в жмурки, танцуют, поют хором. Правда, в самых шумных играх жена племянника уже не может принимать участие, ее заботливо усаживают на кресло и подставляют ей под ноги скамеечку: она ждет ребенка. Эта сцена автобиографична. Но молодой человек, умевший заразительно смеяться, умевший петь, плясать и великолепно играть на сцене, успевал и работать; он уже не был репортером, но писал одновременно два романа: «Посмертные записки Пиквикского клуба» и «Оливер Твист».
В 1836 году Диккенс получил предложение издательской фирмы написать юмористический текст к серии рисунков известного художника-карикатуриста Сеймура. Намечалось выпустить комическую историю нескольких горе-охотников. Диккенс согласился, но при условии, что художник Сеймур будет иллюстрировать его самостоятельный текст. После некоторого спора издатели и художники уступили, и работа над «Посмертными записками Пиквикского клуба» началась.