По вечерам у Крыловых часто собирались гости. Их принимали с неизменными хлебосольством и радушием, унаследованными Варварой от своих предков-купцов. Алеша также участвовал в приемах гостей. Перед тем, как приступить к застолью, на него надевали бархатную курточку с кружевным воротничком и расчесывали локоны. Стоя на стуле, Алеша, к умилению гостей и гордости Крыловых, читал по-немецки вслух целые строфы из романтических стихотворений Шиллера, Мюллера и Уланда. Алеша тяготился этими спектаклями, ему хотелось поскорее соскочить со стула и убежать к себе. Однажды он простудился, у него поднялся сильный жар, и локоны пришлось срезать. Коротко остриженный, похудевший и вытянувшийся после болезни, он выглядел теперь нелепо в бархатной курточке с кружевным воротничком. Спектакли пришлось прекратить. Больше Алешу никто не просил читать гостям стихи и, казалось бы, он должен был радоваться, что его оставили в покое. Но почему-то он чувствовал, что с ним поступили несправедливо. Вообще к поведению взрослых Алеша стал относиться скептически, обнаружив, что они запрещают детям делать то, что легко позволяют себе сами.
– Отчего баба Лиза все время сморкается и плачет? – спрашивал он мать.
– У нее была тяжелая жизнь.
– Она поднимала тяжести?
– Не болтай вздор! И вообще это дурной тон – обсуждать поступки других людей.
– Но вы же с тетей Маней обсуждаете!
– Кого?
– Нонну Романовну.
Нонна Романовна, полная, пышногрудая дама, была женой известного реставратора – маленького, сухонького старичка, Ивана Филипповича.
– Она на нем просто верхом ездит! – негодовала Мария.
– Да, – вторила ей сестра. – Так он долго не протянет.
– Ты подслушивал? – строго спросила Алешу мать.
– Нет, вы же громко разговаривали.
– Почему тебя это заинтересовало?
– Жалко стало Ивана Филипповича – такую толстую тетку на себе возить!
– Ну, и сын у меня растет – смышленый! Беги, обезьяна, занимайся своим делом. – Варвара громко рассмеялась.
Алеше нравился ее смех. У матери были красивые, ярко-рыжие волосы и ослепительной белизны зубы. К сожалению, в последнее время смеялась она редко, а между бровей пролегла складка.
«Наверное, это оттого, что я задаю ей глупые вопросы», – решил Алеша и переключился на няню, пожилую, приглуховатую женщину.
– Почему баба Саша заикается? – спросил он однажды няню, когда та укладывала его спать.
– Ее, деточка, бык забодал.
– Больно было?
– Не больно, а страшно.
– А потом?
– Потом она стала заикаться. Да спи ты, наконец! Много будешь знать – скоро состаришься.
Умные вопросы Алеша приберегал для матери. Если бы его спросили, почему он не задает их отцу, он бы очень удивился. Такое ему и в голову не могло прийти. Отец был от него бесконечно далеко, почти в другом измерении.
«Не шуми, папа работает», «папа занят», «папу нельзя беспокоить», – кажется, это были первые слова, которые Алеша услышал от взрослых. А вопросы его одолевали нешуточные и, хотя он рано начал читать, в книжках не находил на них ответа.
– Мама, будет ли когда-нибудь еще один такой же «я»?
– При жизни?
– Нет, после смерти.
– Ну, есть поверье о переселении душ.
– Расскажи!
– Почему ты спрашиваешь?
– Не хочется, чтобы меня больше не было.
Затаив дыхание, Алеша слушал рассказ матери о реинкарнации. В другой раз зашел разговор о планетах.
– Мама, а что находится за пределами земли?
– Атмосфера.
– А за ней?
– Безвоздушное пространство.
– А что дальше?
– Забор!
– А что за забором?
Не находя ответа, Варвара начинала сердиться и однажды крикнула в сердцах:
– Шел бы ты с глаз моих долой!
Алеша заметил, что в последнее время мать стала все чаще раздражаться по любому поводу. Как-то раз, не рассчитав силы, он толкнул младшего брата, и тот полетел на пол, потянув за собой скатерть с остатками завтрака.
– Урод какой-то у меня растет! – обрушилась мать на Алешу. – Ничего хорошего в жизни не сделал!
Алеше стало обидно, и он возразил:
– А какая жизнь-то – семь лет!
Больше умных вопросов он матери не задавал.
Алеша исправно посещал немецкую группу. Ему исполнилось семь лет, когда группа распалась, но в школу принимали только с восьми. Кому-то из взрослых пришла в голову странная мысль отдать его в подготовительный класс балетного училища при Большом театре, куда принимали семилетних.
– Пусть походит в училище, чтобы не болтался, – решили на семейном совете.
К счастью для Алеши, из этой затеи ничего не вышло.
– Ваш мальчик не годится для балета, – сказали матери. – У него птичья грудь.