Наш звездолет врезался в Проксиму Центавра
21 сентября 1937 года в британском издательстве «Аlien&Unvin» была напечатана книга, ставшая культовой, — фэнтези Дж. Р. Р. Толкиена «Хоббит». Теперь предложено считать эту дату всемирным Днем фэнтези. А на территории Советского Союза в то время фантастическая литература признается «проявлением враждебного модернизма». И практически исчезает. Дозволяется разве что так называемый «ближний прицел»: описывать изобретения, которые вот-вот совершит советская наука. И так — до второй половины 50-х, когда сдерживаемая фантазия творцов не только выплеснулась, но просто-таки рванула к звездам. Роман И. Ефремова «Туманность Андромеды», вышедший в 1957 году, стал точкой отсчета для новой «фантастической волны». Тем более фантастика на глазах становилась реальностью — первый спутник, полет Гагарина… В белорусской литературе появляются книги Янки Мавра «Фантамабiль прафесара Цылякоўскага» и Миколы Гамолко «Шосты акеан». Активно осваивается в жанре Владимир Шитик, пишет фантастические рассказы Наум Ципис. А вот ненапечатанная при жизни повесть Владимира Короткевича «Адвакат д'ябла» из ряда «выбивается» — сегодня ее назвали бы готической фэнтези.
Но постепенно оказалось, что фантасты «зарвались». От «Собачьего сердца» Булгакова и «Сказки о тройке» Стругацких вреда идеологической машине посчитали отнюдь не меньше, чем от диссидентских мемуаров. В 80-х фантастику вновь пробуют усмирить… Но поздно. Народ вошел во вкус. А оттенок запретности только добавил интереса. Тем более — в жанре столько возможностей для завуалированных намеков и издевок над официозом! Клубы любителей фантастики растут соотносительно с клубами авторской песни, то есть бурно и неконтролируемо. В середине 80-х довелось и мне побывать на заседаниях такого клуба, в самом подходящем помещении — на физфаке БГУ, где по назначенным дням собирались «высоколобые» любители Брэдбери и Воннегута. До сих пор помню, как шепотом хвалили одного из адептов клуба, написавшего повесть, в которой действовали злобные сиамские близнецы, называвшиеся Карл Маас и Фридрих Энгеляс или вроде того. В газете «Чырвоная змена» появляется популярная рубрика коротких фантастических рассказов. Правда, не сказать, чтобы в этом жанре усердствовали «профессионалы». Возможно, потому, что за жанром утвердилось звание «несерьезного». Но все же что-то появлялось — от романов Василя Гигевича и антиутопии Алеся Адамовича «Последняя пастораль» до рассказов Юрия Цветкова… Ну а в 90-х — прорвало…
Матрица, шматрица, гоблин в пальто
Моя знакомая, человек глубоко верующий, однажды собрала все книги фантастики из своей домашней библиотеки, вынесла на пустырь и… сожгла. Как литературу нехристианскую. Радикально, ничего не скажешь… Но в основе каждой скверной репутации есть нечто рациональное. По мнению одного зарубежного литературоведа, причиной возникновения жанра фантастики была… мания величия. «Желание ощутить всезнание, всемогущество и дар творения жизни или даже целых миров». То есть прямое покушение на божественность. Посмотрите, как сегодня популярны именно те произведения, в которых в реальный мир помещен мир наделенных сверхчеловеческими способностями избранных, магов, Иных и т. п., живущих инкогнито среди обыкновенных людишек. Главное, чтобы у читателя возникла иллюзия, что избранным может оказаться даже… он сам. Лет 200 назад это был не менее популярный сюжет об украденном отпрыске аристократического рода. Эскапизм, «побег от действительности»… Именно на этом построены и культовые романы Роулинг и Пелевина, и «Патруль времени» Пола Андерсона, и даже невинная «сказка для младших научных сотрудников» «Понедельник начинается в субботу» братьев Стругацких. И завоевывающие умы «Дозоры» Лукьяненко, которые суть откровенная (и посредственная) компиляция вышеперечисленного.
Чтобы мышь перестала бояться кота, она должна завести собаку. Сверхъестественные способности, владение «высшим знанием» и может быть для заурядного человека-мышки такой «собакой». Еще одна «фишка» современной фантастики — идея о том, что человек — деталь компьютерной системы, а наше сознание — часть программы… Да-да, это «Матрица»… А точнее, киберпанк. Впрочем, о переизбытке терминов мы говорили… Все разделения на «школу Ефремова» и «школу Стругацких», «гуманитариев» и «технократов» весьма условны. Белорусские литераторы полюбили фантасмагорию. Это и «Прыгоды паноў Кублiцкага ды Заблоцкага» Петро Васюченки, где соединяются барочный карнавал и постмодернистская игра. И «Дамавiкамерон» Адама Глобуса, и «Зданi i пачвары Беларусi» Франтишка Хлуса и Мартина Юра (то есть Владислава Ахроменко и Владимира Климковича). А вот роман Игоря Бобкова «Адам Клакоцкi i ягоныя ценi» имеет черты интеллектуального фэнтези и альтернативной истории. Черты такого фэнтези — в трилогии Бориса Петровича «Стах», особенно во второй ее части, «Удол», где герой, заблудившись в средневековых двориках города, куда приехал на экскурсию, попадает из реальности в реальность. На фантасмагории и мистике — произведения В. Казько, Я. Сипакова, Р. Боровиковой, Г. Богдановой, А. Наварича, А. Козлова, О. Минкина, В. Мудрова… «Беларуская энцыклапедыя» называет в статье о фантастике и мои «Старасвецкiя мiфы горада Б», синтез античных мифов и реалий белорусского местечка XIX века. Литературоведы считают, что среди последних произведений Василя Быкова — тоже фантасмагории. А вот «Чалавек с дыяментавым сэрцам» Леонида Дайнеки — это скорее «истинная» философская фантастика. Есть у жанра молодые приверженцы, от Югаси Каляды (фэнтези) до Андрея Павлухина (сайнс-фикшн).