В двухэтажном доме по улице Фрунзе, 67, кроме Кулыгина, жили и другие журналисты и литераторы. Только часть второго этажа, куда вела скрипучая деревянная лестница, занимали непричастные к газете жильцы.
Недавно уехал отсюда Гайдар. К сожалению, я уже не застал в Хабаровске Аркадия Петровича. Рассказывали, что он прибыл сюда из Архангельска по приглашению редактора «Тихоокеанской звезды» Иосифа Шацкого, своего давнего друга по журналистской работе.
О зачислении его в штат сохранился любопытный приказ по редакции: «Товарищ Гайдар А. П. с 30 января 1932 года назначается постоянным разъездным корреспондентом с окладом 300 рублей в месяц. За эту ставку т. Гайдар обязан дать четыре полноценных очерка в месяц. За весь материал, даваемый сверх нормы, т. Гайдар получает гонорар в общем порядке».
Но меньше всего интересовали Аркадия Петровича «нормы» сдачи материала, которые он, кстати говоря, значительно перевыполнял.
Во время поездок по Дальнему Востоку самое интересное и значительное откладывалось в его памяти для художественных произведений.
В Хабаровске Гайдар и написал одну из своих лучших повестей — «Военная тайна».
Много лет жил здесь Дмитрий Нагишкин. В то время он еще не был известен как писатель. Дим Димыч, как мы его дружески называли, работал в газете художником-ретушером и изо дня в день готовил в очередной номер фото. Иногда он выступал с оригинальными рисунками, а по-календарным праздникам появлялись на первой полосе его большие рисованные шапки.
Лишь осенью 1939 года, когда после долгого перерыва возобновился выход журнала «На рубеже» (ныне «Дальний Восток»), мы случайно узнали, что у Нагишкина лежит в столе готовая повесть «Тихая бухта». На все наши просьбы дать рукопись в журнал Дим Димыч отвечал уклончиво и робко.
Конечно, не так это просто — вынести на суд читателей свою первую большую вещь, которую писал исподволь, тайно, на свой страх и риск, просиживая ночи напролет в редакции.
Пустились на хитрость.
Днем, когда Нагишкин был на работе, я отправился к нему на квартиру и попросил у жены рукопись. Подумав, что я пришел с разрешения самого Дим Димыча, она, кстати тоже не без робости, дала мне объемистую папку, перевязанную тесемкой.
К концу дня повесть была прочитана и одобрена к печати.
После опубликования в журнале «Тихая бухта» вышла отдельной книгой в Хабаровске, а позднее — в Москве.
Так в нашем дальневосточном писательском полку прибыло.
Нагишкиным уже были написаны первые амурские сказки из будущей книги «Храбрый Азмун», которую он иллюстрировал собственными рисунками, и начат большой роман о юном герое гражданской войны в Приморье Виталии Бонивуре, как на Дим Димыча свалилась беда.
Человек завидного здоровья, один из первых в городе спортсменов-парашютистов, отличный пловец, переплывавший запросто широченный Амур, он заболел бронхиальной астмой.
В квартире ему не хватало воздуха, мучило удушье, и его на ночь укладывали в гамаке под тополями, мокрыми от росы.
Собственно, из-за болезни Дмитрий Дмитриевич вынужден был покинуть Дальний Восток, где он родился, вырос и где написал свой лучший роман «Сердце Бонивура», известный ныне миллионам читателей.
Самую большую комнату, выходящую окнами в тень тополей, занимал с семьей Ельпидифор Иннокентьевич Титов.
Человек разносторонних знаний, он успешно вел в «Тихоокеанской звезде» два отдела одновременно — литературный и международный, выступал с боевыми критическими статьями о писателях и писал острые памфлеты о японских самураях, в то время оккупировавших Северную Маньчжурию. А если в срочном порядке приходилось выступать с материалом на хозяйственную тему — Титов и здесь был на высоте.
Высокий, статный, с гордой осанкой, со смуглым, красивым, хоть и слегка тронутым оспой лицом, Титов был в те годы в центре нашей литературной жизни. Все теоретические доклады и разбор наиболее крупных, значительных произведений, как правило, поручались ему, и Ельпидифор Иннокентьевич выступал всегда интересно, независимо, со своим мнением.
Среди потока литературного материала Титов умел выискивать, как он говорил, перлы, пусть это всего лишь несколько строк, а уж набредет на талантливые стихи или рассказ, считай, что автору их повезло.
Да и мы, молодые дальневосточные писатели, постоянно были под его пристальным наблюдением и многим обязаны Ельпидифору Иннокентьевичу.
С особой симпатией относился он к Эммануилу Казакевичу. Когда тот приезжал в Хабаровск, Титов зазывал его в редакцию или к себе на квартиру, и они часами беседовали о литературе или читали друг другу свои сочинения.