Были у меня две черепахи. Правильно содержать это пресмыкающееся вовсе не так просто, как кажется многим. Кто-то из известных зоологов утверждал, что большинство черепах у некомпетентных любителей просто медленно умирают. Моих черепашек кто-то принёс в детский сад, где работала моя мама. Ухаживать за ними было некому и мама принесла их мне. Одна из черепах была слепой и скоро околела к величайшему моему огорчению. Зато другая прожила лет 5 у нас дома, пока не появилась возможность выпустить её на волю в подходящей местности. В то время у меня уже была собака. Она проявляла интерес к черепахе: играла с ней: теребила лапой, таскала в пасти. Как ни странно, пресмыкающееся собаки не опасалось. Правда, мы следили, чтобы пёс в своих играх не заходил слишком далеко – не пытался переворачивать её вверх ногами или прокусить панцирь, но часто смотришь, бывало: Дружок тащит в зубах черепаху, а она лапы не втягивает, видно доверяет ему. Или: ложится пёс вздремнуть, черепаха подползает, вытягивает шейку и кладёт голову на тёплое собачье брюшко. Черепашка обожала молоко и свежие одуванчики.
Репутация юного натуралиста привела к тому, что соседи и знакомые стали тащить мне всякую живность. В результате я попеременно был счастливым обладателем то ёжика, то сороки, то грача, то дрозда-рябинника, а на окне у меня стояли банки, в которых развивалась лягушачья икра, плавали тритоны, сидели гусеницы разных видов и в разной стадии развития: одни пожирали листья деревьев и кустарников, которые я им усердно поставлял, другие окукливались, готовясь превратиться в красавиц-бабочек. Держал я и прожорливых хищниц – личинок жука-плавунца. Этим, бывало, только добычу подавай, замешкаешься – друг на друга охотиться начинают. Один взрослый плавунец прожил в банке два года. К сожалению, далеко не все питомцы выживали. Создать диким животным нормальные условия в неволе очень и очень непростая задача, требующая знаний и средств, а порою, самого настоящего самоотвержения. Я это довольно скоро понял и брал на себя заботу лишь о таких питомцах, которые нетребовательны в содержании, не создают слишком больших неудобств домашним или об инвалидах, которые в естественных условиях непременно бы погибли. В тех случаях, когда имелась полная уверенность в способности животного выжить на воле, я выпускал его. И всё же, приходилось идти на разного рода жертвы и ухищрения. Так, например, наша соседка по коммуналке закатила мне скандал из-за того, что обнаружила в коридоре собачью шерсть (на прогулку мне приходилось выводить пса мимо её двери) и с криком требовала убрать собаку из квартиры: «Развели тут кобелей!» Пришлось трижды в день выносить моего довольно увесистого пёсика на руках, чтобы никаких следов в коридоре не оставалось. Спускал его на пол я только в подъезде. Ни разу я не позволил себе понежиться лишний часок в постельке, когда знал, что мой хвостатый друг нуждается в прогулке. Вообще, это особая тема – общение с домашними животными: лошадьми, кошками, собаками. О них я уже написал несколько рассказов. Здесь же мне хочется вспомнить о питомцах пернатых. Среди многих и многих представителей пернатого племени мне больше всего запомнились двое: ворон Чёрный и японская амадина Стёпочка.
Ворон принадлежал не мне, а моему родственнику орнитологу новосибирцу Алёше, в доме которого я как-то прожил целое лето и вдоволь пообщался с этой занятной птицей. Воронёнка подобрали во время экспедиции на юге Западной Сибири. Алёша с родителями жил в знаменитом новосибирском Академгородке. Семья занимала половину двухэтажного коттеджа с примыкавшим участком соток в шесть. В садике, в обрамлении смородиновых кустов, стояла довольно большая вольера, забранная сеткой-рабицей. Оттуда раздался торжествующий вопль «к-аа, ка-а!», как только хлопнула калитка и, волоча свой чемодан, я вступил на асфальтовую дорожку, ведущую к коттеджу. Это Чёрный приветствовал меня. Он обожал общество и не любил долго оставаться в одиночестве. Как только кто-нибудь появлялся в саду, воронёнок требовал внимания и добивался его с помощью пронзительных криков, сильно беспокоивших соседей – генерала с семьёй. Поэтому приходилось держать горластого постояльца ночью в подвале, а в сад выносить не раньше 9 часов утра, когда все уже проснулись и птичьи вопли не могли никого разбудить. Мы подошли к вольере и Алеша открыл дверцу. Воронёнок сейчас же взлетел ему на плечо и, хлопая крыльями, снова прокричал своё «каа-а». Он выглядел совсем взрослой птицей, только крылья были чуть коротковаты, а хвост был ещё слишком куц для полноценного ворона. Алёша почесал пальцем шейку своего питомца. Чёрный втянул голову промеж крыльев, закудахтал вкрадчивым тоном и прикрыл голубоватый глаз с видом гурмана, смакующего особенно желанный кусочек. Я тоже протянул руку и почесал упругую спинку, покрытую чёрным блестящим пером. Воронёнок на секунду приоткрыл глаз и тихо воркнул что-то дружелюбное. Так состоялось наше знакомство.