Первый год на занятиях мы учились командовать усиленным пехотным полком, второй год – дивизией. Теперь нас ждал так называемый год практической подготовки в частях. Командир 5-го батальона связи в Канштатте[22] майор Тон по-дружески предложил мне помочь получить назначение к нему. Но я с молодой женой хотел оказаться в привычной обстановке в Мюнхене. Это должно было мне помочь на новом месте службы.
Мюнхен, 1924-1931 гг.
Новый командир на Лазаретштрассе майор Прюгель заявил, что теперь мне дается замечательный шанс выкинуть из головы все напрасные мечтания о службе в штабе. До того, как приступить к строевой службе, я был командирован на две недели на Мюнхенскую скотобойню. Здесь полковой ветеринар пехотных частей вел для обер-лейтенантов курс санитарного осмотра мяса. Начальство исходило из предположения, что в будущей войне из-за нехватки ветеринарных врачей войсковые офицеры будут вынуждены сами при забое выявлять вредные для солдатского питания части туши и их вырезать. В просторном помещении мы наблюдали за забоем бессловесных животных, совали свои носы в их туберкулезные легкие, рассматривали больные лимфатические железы. Мы увидели массовый забой свиней, сидели перед прозекторами и искали трихин. Особое впечатление оставил цех по переработке требухи. Нам было тяжело присутствовать при забое лошадей. Было поучительно познакомиться с работой мясника, хотя бы нам и не пришлось в будущем заниматься этим ремеслом.
В чине старшего ротного офицера я поступил во 2-ю роту под командованием капитана Лёвенека. Он был необычайно усерден по службе, но настроен холодно по отношению к солдатам. В прошлом он был рабочим на железной дороге, пилотом дирижабля, шофером, но имел еще и небольшой опыт в службе связи. Этот свой пробел он пытался компенсировать муштрой. Мне была отдана под начало ротная конюшня. Возчики были люди старые и крепкие, которые, можно сказать, не подходили для службы связистами, но были отличные кавалеристы. Мы теперь имели собственное ремонтное депо. Я отдал приказ молодым ремонтирам первого года службы, призванным на 5 лет, являться ко мне утром к 6 часам. Старых ремонтиров обучал полковник кавалерии Людвиг, он также вел занятия в офицерской кавалерийской школе с 11 до 12 часов. У меня между тем было еще конное отделение унтер-офицеров роты. Для строевой подготовки ездовых оставалось только 6 – 8 человек, это были фуражиры и подсобные рабочие. На пятом или шестом году обучения для них это было нелегким делом. День начинался с объезда вокруг казарменного двора. Командир, сидя на мощном белом жеребце, пускал его шагом, рядом шел конюх, который докладывал о происшествиях во время ночного дежурства. Затем выезжал конный корпус трубачей с литаврами. Завершал утренний смотр командир дивизии – генерал артиллерии барон Кресс фон Крессенштейн. Он внимательно осматривал каждое конное подразделение, но мы были всегда на высоте, и о нас отзывались как о лучшей части дивизии. Однажды на беговой дорожке моя лошадь взбрыкнула и ударила меня копытом по бедру, так что я рухнул как подкошенный. Посочувствовавший мне штабной врач прописал для лечения огромной опухоли на месте кровоизлияния «природный массаж» – то есть прогулки пешком, а поскольку я хромал, то мне предписывалось совершать их в штатском.
Один переведенный к нам из Северной Германии офицер нанес обычный визит командиру. На следующее утро на собрании офицеров майор ясно дал понять, что подобное проявление вежливости недопустимо. Как-то раз женатые старшие офицеры и обер-лейтенанты сошлись вместе в городе за кружкой пива. На следующее утро нам сделали замечание, что старший офицерский состав не может встречаться с младшими офицерами в отсутствие начальства. И это не обсуждается. Долгое время продолжалась холодная война между командиром 1-й роты капитаном Русвурмом и командиром. Капитан был коренной баварец, но как солдат сформировался вне Баварии. Теперь командир смотрел на него как на пруссака и плохо относился к нему. Мы же поладили с ним очень быстро, тем более наши жены, когда обе родили почти в одно и то же время по девочке. Мы, мужчины, забывали о неприятностях по службе, становясь на лыжи в конце недели. Арендованная на всю зиму 1-й ротой усадьба в горах во Фрасдорф-Хоэнашау использовалась для военной подготовки. Каждый приходивший тренироваться приносил свой паек. Заготавливали и кололи дрова сообща. По вечерам, прежде чем заснуть на жесткой постели под шерстяным одеялом, пели родные песни. Каждое воскресенье находились добровольцы, старавшиеся не упустить возможности поупражняться на свежем воздухе на заснеженных склонах.