— На Екатериногофском канале лавошники околотошного жарят заживо… […] А из тумана бухало, хлопало, тактактакало».
А, скажем, увидеть наступившую «свободу» в том, что «на перекрёстке, где стаивал грузный, с подусниками, пристав,— болтался теперь студент в кривом пенсне, бандиты и жулики просто подходили к нему прикурить». Или таким образом воспринять футуристический «вечер-буфф»:
«Вышел, руки в карманы, здоровенный человек и, широко разевая рот, начал крыть публику последними словами,— вы и мещане, вы и пузатенькие, жирненькие сволочи, хамы, букашки, таракашки… Невзоров… сказал:
— Эту словесность каждый день даром слышу».
Выбор ведущего действие персонажа определил степень авторской над ним власти. Голос рассказчика то и дело вмешивается в действие, как бы помогая Семёну Ивановичу Невзорову справляться с навалившейся на него, «цыплёнка пареного», суровой эпохой.
Так что комическое восприятие Алексеем Толстым бурных и драматических событий 1917—1919 гг. в бывшей Российской империи, а также продолжение этих событий для бывших граждан бывшей империи за пределами оной — вполне закономерно.
Писатель прежде всего заинтересованный летописец, не желающий вмешиваться в действительность, лезть с оценками. Его, словно ребёнка, веселит само течение жизни, и это с редчайшей непосредственностью отражается на страницах повести.
Но в «Ибикусе» есть и другое.
Если оставить в стороне массу живописных подробностей и посмотреть отстранение на содержание повести А. Толстого, мы оценим очень не стандартно увиденную и поданную фигуру главного героя — бессмертного обывателя Семена Невзорова, которому война не война, и революция не революция, и смерть не смерть. Его текучее сознание работает ещё быстрее обстоятельств. Он начал ненавидеть Отчизну, ещё не успев отправиться к дальним берегам. Обладая бесовским даром перевоплощения, он пародийно воспроизводит квинтэссенцию эмигрантских идей среди пьяных офицеров, он, наконец, становится европейским буржуа. Невзоров — значительнее ситуаций, в которых поставлен. Толстому удалось дать черты типа поистине бессмертного, оказавшегося в небывалых исторических условиях, которые ему, как и всё на свете, нипочём.
Вот эти две стороны: живописно-комическая летопись, если угодно комическая энциклопедия, и фигура Невзорова — и позволили «Ибикусу» стать весьма примечательной страницей русской прозы.
2
От других авторов данного сборника Никандров отличается куда меньшей известностью.
Странное всё-таки дело слава, в том числе и писательская. Николай Николаевич Шевцов (настоящая фамилия Никандрова) прожил восемьдесят пять лет, печатался с 1905 года, написал много, издавался тоже немало. Талант его несомненен и незауряден. Его произведения заслуживали отзывы вроде горьковского: «Никандров,— это — да! Талант». Он встречался с Львом Толстым, принимал очень деятельное участие в революционном движении от агитации до террористических актов, был в ссылке, в эмиграции, работал учителем, ходил в народ, плавал с рыбаками. Его творчество было ценимо Буниным, Куприным, Андреевым. Нередко, скажем, в 20‑е годы, он попадал в струю моды, даже скандального успеха, как было с публикацией произведений, вписавшихся в контекст бурного обсуждения тогдашней прессой вопросов новой морали, пола, семьи и брака.
Некий писатель каждому известен. То есть: спроси так называемого среднего читателя: да, знает. Что именно читал, скорее всего затруднится ответить, может быть, что-то и читал, да как-то смутно помнит, но вот имя известно точно. Но вот загадка: человек долгие годы работал в литературе, создал немало просто первоклассных вещей, однотомник его рассказов, пусть и довольно скудно представляющий его творчество, не раз переиздавался, а имя кануло в Лету.
Повесть «Диктатор Пётр», подобно «Похождениям Невзорова», рассказывает о судьбе тех, кого в послереволюционной России называли «бывшими». Но если у Толстого калейдоскопическая смена мест действия, лиц, событий, то в повести Никандрова время как бы остановилось. Место действия — квартира. Событие одно — приезд в Крым столичных родственников, которые привезли продукты. Вокруг них, продуктов питания, вертится, по существу, всё: мысли и поступки, радости и горести, заботы взрослых и фантазии детей. С крика несчастного хозяина дома: «Опять проворонили!» — начинается это трагикомическое повествование об исчезновении, истаивании личности.