Ленин вообще — место конвергенции основных учений XIX — начала XX века, марксизма, ницшеанства и фрейдизма, но Эдипов комплекс первенствует — по отношению к Богу, к царю. Идея свержения верховной власти и овладения Матерью-землей — отсюда и материализм, вера в то, что первична природа, при том что к настоящей природе он был равнодушен. Якуб Ганецкий вспоминает о том, как они с Лениным и другими товарищами пошли на прогулку в швейцарских Альпах. Когда поднялись на перевал, открылся сияющий вид на озеро, на снежные вершины, а Ленин, оглядевшись, только выругался: «Сволочи!» И пояснил: «Ох, и гадят нам меньшевики!» Никакого живого чувства к природе у этого материалиста не было, а тем не менее вот он, культ материи. Для «воинствующего материалиста», каким называл тебя Ленин, первичность матери-природы — это лишь первый ход в отторжении ее от Отца. А второй и главный — самому овладеть ею. Большевики признавали первенство материи лишь для того, чтобы самим молодо, хищно ею обладать.
Презрение к миру
Читать Ленина неимоверно скучно. Ни единого человеческого слова — сплошь условная политическая манера, предсказуемая демагогия. Сталинский язык, конечно, еще более автоматизирован, чем ленинский. «Что такое есть ленинизм? Ленинизм есть, во-первых… Во-вторых, товарищи, ленинизм есть…» Это уже совсем замороженный, заторможенный марксизм. А у Ленина еще сохраняется речевой пыл, какой-то захлеб. Но это захлеб политического лая, который вызван все тем же раздражением. Во всем — чувство смертельной обиды оттого, что кто-то еще не знает азбучной истины, хотя она давно уже открылась марксизму: «Уже сто лет как известно…», «уже давно пройдено… разжевано». А все равно не понимают. И, конечно, эти непонимающие — недоумки, дураки, подлецы, преступники. Им противостоит только сам Ленин и его последователи. Мир населен врагами, и это его заводит. Он находится в состоянии вражды и презрения к миру.
Политические конкуренты
Общее у Ленина с Марксом — то, что они гораздо более раскаляются против близких, союзников, чем против прямых врагов. Если вспомнить «Коммунистический манифест», то полемика с буржуазными взглядами там занимает не так уж много места. Главное — полемика с другими разновидностями социализма: прусским, мелкобуржуазным, утопическим… Классовый враг уже повержен, его как бы сама история прикончит, а вот со своими надо разобраться. И для Маркса, и для Ленина в борьбе за лидерство важнее низвергнуть «почти» своих: «меньшевиков», «ликвидаторов», «отзовистов». Такие люди, как Ленин, не умеют любить. Они могут ненавидеть, но лучше всего они умеют ревновать. Ненависть направлена на врагов, а ревность на тех, кто любит иначе. И это чувство ревности съедает любовь и преобладает над всем.
Ленин банален. И при этом невероятные, колоссальные последствия его действий. Как такие обычные причины сходятся с такими судьбоносными для мира последствиями — загадка.
О пользе Ленина
Польза от Ленина заключается в том, чтобы найти его в себе и по капле выдавить из себя. Это трудно: я помню, что, будучи студентом и уже несогласным с властью, я тем не менее раздражался на всякие анекдоты о Ленине. Мне казалось это неподобающим. Ты можешь быть за или против, но карнавализировать эту фигуру нельзя. Вот так «правильно/неправильно» мы были воспитаны.
Теперешняя глухота, безотзывность вокруг Ленина, когда сошла советская власть, показательна. Тот «призрак коммунизма», о котором писали Маркс и Энгельс, воплотился в Ленине, в большевизме, а потом испарился, и Ленин опять стал призраком. Ленин в общем-то остался не у дел. О нем вроде и сказать нечего. Никто его особенно не клеймит, никто за него особенно не держится, все бури — вокруг Сталина. Империя нам сейчас понятнее, чем революция.
Когда Ленин заинтересует нас больше, чем Сталин, вот тогда мы как страна, как общество сможем двинуться дальше. Ленин — это наш внутренний мертвяк. Нужно раскопать в себе Ленина и похоронить в прошлом, в истории революции, в судьбе гигантских страстей. То, что Ленина сегодня никто в упор не видит и не рассматривает, говорит о том, что мы еще у него в плену. Поэтому его внешние отражения — памятники, названия улиц, мемориальные доски — никого не задевают. Представьте, например, какая была бы сейчас реакция на памятник Сталину, воздвигнутый в центре Москвы, или Дзержинскому — восстановленный на Лубянке. А памятники Ленину стоят, как какие-то черные дыры, параллельные миры. Никто их не замечает. Они принадлежат нашей среде обитания, они знаково не отмечены, это фон, тускло выкрашенный забор, которым обнесено место будущего строительства. Кому интересно смотреть на забор? И к Мавзолею, который остается географическим и символическим центром страны, у нас нет никакого отношения. Он вне интерпретации.