Ахматова — такой же Сталин в юбке, как Сталин — Ахматова в галифе. Приемы завоевания власти, обольщения «своих», привлечения «чужих», манипуляции общественным мнением, — одинаковы для политиков и поэтов, и аналогии между ними работают в обе стороны.
Сводить власть к политике — это все равно что сводить царство животных к отряду хищных и игнорировать травоядных, земноводных, птиц, насекомых и 99 % живых существ на нашей планете. Конечно, есть власть у президентов, полицейских и судей, но есть власть и у лириков и физиков, у конструкторов ракет, у рыночных торговцев, у супругов (друг над другом и над детьми), и даже у дворников, от которых зависит здоровье и безопасность людей на вверенных им территориях. Власть — это способность подчинять своей воле людей даже вопреки их сопротивлению. И как бы ни противилась политика тем силам, которые исходят от науки, от религии, от искусства, от языка, от семьи, часто она оказывается беспомощна перед этими иновластными структурами, хотя они не имеют в своем распоряжении таких орудий, как армия, полиция, администрация всех уровней.
Поэтому, когда говорят о необходимом разделении властей в демократическом обществе, нельзя сводить это к вопросу разделения только политических властей: исполнительной, законодательной и судебной. За пределами самой политики есть много других властей, имеющих право на участие в жизни общества. Демократическое общество поликратич-но, многовластно. Собственно политика занимает в жизни такого общества скромное место, поскольку делит власть с наукой и техникой, религией и моралью, языком и литературой, философией и музыкой.
Тем более интеллектуалам не стоит добровольно и угодливо отдавать свою территорию под начало политики, которая и так постоянно посягает на их суверенную власть. Потакание такому империализму политики со стороны философов, ученых или писателей — это малодушие и коллаборационизм. Политика может силой подчинять их себе — но и наука или искусство могут использовать политику в своих целях. Каждый профессионал должен заботиться о том, чтобы сфера его деятельности как можно дальше простирала свою власть над людьми. Мы, филологи, должны думать о власти языка, грамматики, семантики и прагматики над сознанием и подсознанием людей, о силе риторической и поэтической, которая не растворяется в политической власти, а ей противостоит и над ней возвышается, потому что, как сказал И. Бродский, язык древнее и могущественнее государства.
Чем больше таких властей перекрещиваются и взаимодействуют в жизни общества, тем оно свободнее. И наоборот, когда одна из властей начинает господствовать над обществом в целом, оттесняя все другие, это приводит к тоталитаризму, причем не обязательно политическому. Если религия приобретает всецелую власть над обществом, то это фундаментализм; если все сводится к науке или технике, это сциентизм или технократизм: если к морали — морализм; если к искусству — эстетизм… Все эти «измы» — виды тоталитаризма, гегемония одной власти, опасная для общества в целом.
И все-таки политический тоталитаризм, как показывает история, — самый узкий и опасный, поскольку он пользуется государственным аппаратом насилия. И сводить вопрос о власти к политике, как делают М. Фуко и его последователи, — значит, вопреки их свободолюбивым декларациям, готовить почву для политического тоталитаризма.
Вообще слово «власть» в единственном числе звучит подозрительно, это своего рода грамматический тоталитаризм. Но и во множественном числе «власти» пока что употребляется лишь для обозначения разных органов или представителей одной и той же власти, т. е. опять-таки монократично. Например, «власти решили действовать по-своему» или «от властей не добьешься толку».
Не пора ли придать множественному числу не количественное, а качественное значение, подчеркнув многообразие и разнородность властей, действующих в мире? Политическая, религиозная, научная, музыкальная, интеллектуальная власть — все это разные власти, которые обладают каждая своей легитимностью и силой воздействия. Власть языка над сознанием граждан или власть музыки над их сердцами не менее легитимны, чем власть государства. Именно такого плюралистического подхода заслуживает вопрос о власти.