Другим существенным фактором было новое соотношение сил, складывавшееся между Европой и Соединенными Штатами в рамках Североатлантического блока. Экономика европейских стран оправилась от послевоенной разрухи, формирование «Общего рынка» давало свои положительные результаты, разрыв в пользу Америки уменьшался. Политическим отражением происшедших изменений была претензия основных европейских государств на более значимую /30/ роль в международных делах. Инициатором стала Франция, которую тогда крепко держал в руках генерал де Голль. ФРГ, Италия и, пусть с большей осмотрительностью, Великобритания пытались проявлять самостоятельность. Ни одна из этих стран не ставила под сомнение целесообразность союза с Соединенными Штатами, и хотя этот альянс оставался прочным, правительства этих европейских стран стремились развивать собственные отношения с СССР. В результате мировая политика в целом представлялась не такой монолитной, какой она была предшествующие два десятилетия. Движение неприсоединения, куда вошли почти все страны «третьего мира», не желавшие быть клиентами той или иной «супердержавы», в свою очередь, активизировалось и завоевало авторитет. И наконец, 60-е годы более или менее повсеместно отличались возобновлением левого движения. Таким образом, в распоряжении СССР оказалось немало козырных карт.
К этому прибавлялись усиление мощи и модернизация вооруженных сил страны. Из ракетного кризиса на Кубе, где СССР столкнулся с американской военной мощью на далекой территории, когда неравенство сил в пользу противника было подавляющим, новые советские руководители сделали вывод о необходимости выделения «дополнительных крупных ресурсов» для своей армии[6]. До этого Хрущев пытался скорее сократить армию, сосредоточивая силы в основном на новых стратегических частях, оснащенных самыми современными ракетами и ядерным оружием, поэтому он вошел в конфликт с военной верхушкой[7]. Преемники Хрущева приняли требования стратегов, которые хотели не только роста, но и большего разнообразия вооружения. Забота о мощи военно-морских сил по глубине и интенсивности была беспрецедентной со времен Петра Великого: впервые СССР пытался создать флот, конечно еще не такой, чтобы он мог соперничать с американским, но способный дать почувствовать свое присутствие на всех океанах[8]. Не увеличиваясь в количественном отношении, продолжали качественно совершенствоваться наземные части, а также силы противовоздушной обороны[9].
Но наиболее впечатляющий количественный скачок наблюдался в отношении ракет и ядерного вооружения. В конце 60-х годов американский президент Никсон заявил своим союзникам, что значительное ядерное преимущество, которым гордилась его страна еще в 1962 году, в момент Карибского кризиса, теперь сошло на нет. В своих воспоминаниях он добавляет, что Брежнев в начале 70-х годов «мог позволить себе вести переговоры более спокойно», чем Хрущев, ибо «равновесие сил было достигнуто», так как был «преодолен разрыв на решающем участке развития и мощи ядерного оружия»[10]. Между СССР и США «стратегический паритет», как это /31/ стало называться, несомненно был достигнут на рубеже 60-х — 70-х годов; советские источники, в отличие от американских, стараются отодвинуть эту дату немного вперед[11]. В любом случае все говорило о состоянии дел, позволявшем советским представителям на переговорах держаться на равных с любым собеседником.
Разрядка
Трудно сказать, на каком направлении началась для СССР разрядка в первую очередь: в отношениях с Америкой или Европой. Эти два процесса развивались параллельно и воздействовали друг на друга. Одним из первых пунктов, где эти направления как бы пересекались, стал подписанный в 1968 году Договор о нераспространении ядерного оружия: оно не должно было выходить за пределы пяти держав (США, СССР, Великобритании, Франции и Китая), которые уже обладали этим оружием. К договору присоединилась также ФРГ, тем самым отказываясь иметь собственное ядерное оружие и исключая один из поводов для постоянного беспокойства советских руководителей[12]. Этому присоединению помогло постепенное подключение социал-демократов во главе с Вилли Брандтом к деятельности боннского правительства: сначала в рамках «большой коалиции» с Брандтом в роли министра иностранных дел, затем, начиная с 1969 года, в составе правительства левого центра, где Брандт был федеральным канцлером. Именно он стал главным автором той восточной политики, которая, по его собственному выражению, представляла собой «поворот в немецкой политике» послевоенного периода[13].