Вот в какое время в 1928 году стал я, к великой радости моего отца, студентом Бакинского политехнического института, пожалуй, самого престижного вуза республики. Тогда это было самой заветной мечтой бакинских мальчишек, твёрдо усвоивших формулу индустриализации: «Нефть — это кровь индустрии», а значит, и самой жизни. Нефтяник — главный герой советского времени — такое осознание пришло ко мне настолько рано, что, кажется, с ним я и родился. С малых лет я слышал от старших многое об огромном значении «чёрного золота» (так называли нефть ещё в древности), о том, что российские нефтяники большие мастера в этом деле, одни из лучших в мире. Как же мне было не гордиться, что скоро и я им стану!
В первые же студенческие годы во мне ещё более утвердилась моя ставшая впоследствии непоколебимой вера в то, что я призван служить делу великому, что моей родине «природой и историей суждено» стать самой передовой страной в мире.
Нам, студентам, конечно же, преподаватели объясняли, что развитие нефтяного производства сдерживалось в России капиталистической системой и засильем иностранного капитала. И это утверждение не являлось беспочвенным, идеологическим положением.
Действительно, в России постоянно ощущался искусственно создаваемый нефтепромышленниками «нефтяной голод», несмотря на огромные запасы нефти. Оберегая монополию Кавказа в добыче «чёрного золота», они опасались, что открытие новых месторождений его в других местах страны сильно снизит цены на нефть и нефтепродукты, сведёт на нет искусственно нагнетаемый «нефтяной дефицит». Часто нефтяные монополии выступали открыто, тормозили развитие нефтедобычи в других регионах России. Так, фирма братьев Нобель каждый год выплачивала крестьянским общинам Урало-Волжского района огромные суммы денег, чтобы только они не сдавали в аренду свои земли для бурения скважин на нефть.
Не подлежит сомнению тот факт, что в нефтяной промышленности царской России господство монополий и иностранного капитала было особенно сильным. Перед Первой мировой войной три компании («Рашен дженерал ойл компани», «Шелл» и «Товарищество Нобель») владели 88 процентами всех акционерных капиталов отрасли и контролировали 60 процентов всей добычи нефти в России. Самыми крупными магнатами русской нефти стали Нобель и Ротшильд. И как итог — к 1917 году в руках иностранных фирм оказалось 75 процентов торговли нефтепродуктами в России.
Но, несмотря на всё, отечественные начала в развитии отрасли жили и действовали. Потенциал России как великой державы впечатлял и заставлял верить в её прекрасное будущее.
С юных лет я научился понимать, что благодаря развитию промыслов Бакинского района, на которые приходилась значительная доля всей отечественной добычи нефти, Россия вышла в начале XX века на первое место в мире по добыче «чёрного золота».
Великий русский ученый Дмитрий Иванович Менделеев глубоко интересовался проблемами нефти, изучал положение дел и проблемы бакинских промыслов. Он первым в мире стал разрабатывать вопросы нефтяной промышленности во взаимосвязи со всем хозяйством страны. Не здесь ли великая научная догадка о выгодах планомерного развития всего хозяйства страны?
Менделееву принадлежит и идея создания трубопроводного транспорта нефти и нефтепродуктов: он предложил и научно обосновал сооружение самого крупного в мире по тому времени продуктопровода Баку-Батуми диаметром 200 миллиметров, длиной 883 километра, который вместе с 60 насосными станциями и был построен в 1897-1907 годах.
Учился я увлечённо, стараясь не пропустить ни одной лекции, ни одного практического занятия, просиживая над книгами и конспектами дни и ночи. Я спешил как можно больше узнать, прочитать и стал чувствовать себя увереннее. И не я один, а все мы так жили и учились тогда.
Академическая программа была не столь обширной, как ныне, зато очень насыщена практикой на производственной базе. Часто сразу после лекций мы вместе с преподавателями отправлялись на промысел и там на месте могли конкретно изучать то, что нам говорилось на лекциях, увидеть своими глазами, пощупать руками детали.
В этом заключалась, безусловно, главная особенность вузовского обучения тех лет: мы знали, что нас, будущих инженеров, ждут на промыслах, и мы, ещё учась в институте, знали где, с кем и как будем работать.
Хотя в моих анкетах всегда значилось, что инженером Ленинского промысла я числюсь с 1 января 1932 года, на самом же деле уже с середины 1931 года я исполнял работу инженера на промысле. И только потом, получив диплом, был оформлен на службу официально. Вот так жизнь торопила нас, всё моё поколение, всю страну.