— Долго думаешь обороняться?
— Думаю, что с вашим приездом оборона закончилась. Комбриг Гонихин вмешался в разговор:
— Он, товарищ Азин, лучше чувствует себя в наступлении, чем в обороне…
Азин взглянул на него, и Гонихин примолк.
— Это потом увидим, — сказал он и, обращаясь ко мне, предложил: — Часа через два подъезжай сюда, поедем посмотрим на противника.
— Слушаюсь, — ответил я и, повернувшись по всем правилам, вышел.
Ровно через два часа я подскакал верхом на своем рыжем коне к штабу бригады. Около дверей уже стояла пара оседланных лошадей. Я спешился и передал поводья ординарцу.
Из штаба вышли Азин и Гонихин. Только сейчас я мог внимательно рассмотреть своего начдива. Плечист и подвижен, походка пружинистая. Одет он был довольно своеобразно. Поверх шерстяного свитера френч с открытой грудью, широкие казацкие штаны и низко спущенные голенища сапог со шпорами. На голове — черная каракулевая шапка, несколько сдвинутая на затылок, что резко подчеркивало его широкий лоб и не особенно густые светлые, как лен, волосы, расчесанные на правую сторону. На руке висела длинная плетка.
Вскочив с ходу на своего дончака, он сразу пустил коня в галоп на северную окраину города. Выехав в поле на трактовую дорогу, осадил лошадь. Я скакал за ним, не отставая.
Посмотрев на меня, Азин спросил:
— Давно овладел верховой ездой?
— С шести лет.
Подъехал Гонихин. Азин, глядя мне в глаза, спросил, указывая рукой в сторону противника, на восток:
— Как понимаешь свою задачу?
С горы, на которой мы остановились, были хорошо видны противоположный берег и гряда высот на горизонте. Я ответил, что после форсирования Вятки буду наступать через село Яковлево, чтобы овладеть высотами, что восточнее села.
Азин сказал:
— А задачу свою ты понимаешь правильно. Именно с захватом этих высот обеспечивается переправа остальных войск через Вятку.
И снова вопрос:
— А сколько будешь иметь в резерве после захвата этих высот?
— Вероятнее всего, один-два батальона. Азин удивленно повернулся ко мне:
— Как?
— Так… У меня в полку сейчас пять батальонов, а не три, как положено по штату, так что могу позволить себе роскошь: при удачных действиях иметь пару батальонов в резерве.
После такого ответа Азин что-то пробормотал. Что именно, я не расслышал.
— Кого пускаешь в авангарде?
— На пароход и баржу могу погрузить сразу первый и третий батальоны и… оркестр.
— Какой оркестр? Зачем? — Азин нахмурился.
— Полковой… Чтобы людям веселее было воевать.
— Вот как, понятно. А сам ты где будешь в этот момент?
— Тут же, на пароходе, а заместителя оставляю руководить погрузкой остальных подразделений.
— Правильно, — одобрил Азин и предупредил: — Имей в виду, в быстроте нашего наступления заложен успех всей операции.
Одобрив еще раз мои решения, он предложил мне возвращаться в полк, а сам вместе с Гонихиным поскакал на север, к соседу слева.
После их отъезда я вспомнил наш разговор, вопросы начдива и свои ответы и понял, что за время рекогносцировки он незаметно сумел устроить мне экзамен по военному делу. И кроме того, убедился, насколько мы правильно понимаем намеченный им план форсирования Вятки.
Вернувшись в штаб, встретил комиссара дивизии Г. Н. Пылаева. Удивительно простой и общительный человек. Взгляд карих глаз внимательный, доверительный, голос мягкий, спокойный, но каждое слово — как гвоздь вбивает в самое темя. В общем, достойный соратник Азина. Он привез к нам нового комиссара полка Павла Ивановича Денисова. Я был рад этому: полк без комиссара — что лодка без весел.
Лицо у Денисова смуглое, волосы черные. Тут же он коротко рассказал о себе: в партии с 1918 года, из рабочих завода Камбарка, что на левом берегу Камы, за Сарапулом.
— Остальное узнаем друг о друге потом, по ходу дел… Я сразу почувствовал — комиссар с характером, не из робкого десятка.
Пылаев стал расспрашивать о настроении людей, об обеспечении питанием, обмундированием и боеприпасами. Я ответил, что недостатки, конечно, есть, но не жалуюсь, справимся своими силами. Затем комиссар дивизии сердечно поздравил меня со вступлением в партию. Это меня глубоко тронуло, и я не выдержал, рассказал, как волновался перед собранием, о чем думал, как прошло собрание. Рассказал, не скрывая своих чувств. Георгий Николаевич слушал меня внимательно.
— Хорошо, — сказал он. — Надеюсь, сохраните это в своей памяти.
— Это незабываемо, — ответил я.