— Командир танкового корпуса у аппарата, — доложила Бакаревич, передавая мне трубку.
Назвав себя, я спросил, почему он без разрешения сменил свой командный пункт. Генерал начал объяснять, что к этому его вынудили минометный огонь, потери в людях, неустойчивость подчиненных ему частей на фронте и ряд других причин. Я поинтересовался, была ли связь с командным пунктом штаба армии, когда он принимал такое решение. Он ответил:
— Не знаю, сейчас выясню.
Я приказал генералу вместе с комиссаром немедленно явиться ко мне на Мамаев курган.
В блиндаж вошел член Военного совета армии дивизионный комиссар Кузьма Акимович Гуров. Поздоровались. Мы были знакомы и раньше.
С К. А. Гуровым мы, так же как и с Н. И. Крыловым, работали вместе, если не в одном блиндаже, то, по крайней мере, в 2–3 метрах друг от друга. Мы встречались на наблюдательном пункте, при анализе обстановки и принятии решений. Он был политработником, хорошо разбирающимся в военной обстановке, умел потребовать и показать сам, как обеспечиваются политически боевые решения и проведение операций. Он прекрасно знал всех работников штаба и командиров соединений. Он знал и часто рекомендовал, кому что можно поручить.
В блиндаж входили и представлялись начальники отделов штаба, их заместители.
Вскоре мне доложили о прибытии командира и комиссара танкового корпуса. Я немедленно пригласил их в блиндаж, задержав у себя всех, кто находился в это время в штабе, и спросил:
— Как вы, советский генерал, будучи начальником боевого участка, будете смотреть на то, если ваши подчиненные командиры и штабы отойдут без вашего разрешения в тыл? Как вы расцениваете свой поступок с точки зрения выполнения приказа № 227 Народного комиссара обороны — самовольный перенос командного пункта соединения в тыл командного пункта армии?
Ответа на свои вопросы я не получил. И командир, и комиссар корпуса сгорали от стыда. Это было видно по их глазам. Я строго предупредил, что расцениваю их поступок как дезертирство с поля боя, и приказал им к 4 часам 13 сентября быть с командным пунктом на высоте 107,5.
Гуров подтвердил мое решение своим кратким «правильно», а комиссару приказал зайти к нему в блиндаж. Не знаю, о чем они там говорили, но, когда мы вновь встретились, Гуров сказал:
— Давай и впредь делать именно так.
В этот момент к нам прибыл заместитель командующего фронтом генерал Ф. И. Голиков. Я был очень рад встретиться с ним на Мамаевом кургане в часы моего вступления в командование 62-й армией.
Мы с ним часто виделись на поле боя. Непрестанно разъезжая по фронту, он отлично знал положение во всех армиях, всегда здраво смотрел на обстановку и откровенно высказывал свое мнение о ходе боев и всего сражения. И на этот раз Голиков не стал скрывать своих тревог о судьбе Сталинграда.
Филипп Иванович вскоре уехал, пообещав доложить Военному совету фронта о необходимости помочь армии несколькими свежими дивизиями, так как почти все соединения и части 62-й армии были сильно ослаблены в предыдущих боях. Некоторые стрелковые дивизии имели в своем составе по нескольку сотен бойцов. 62-я армия была обескровлена еще в большой излучине Дона.
Наблюдая, как работает Крылов, знакомясь со своими заместителями, я часам к 2 ночи уже основательно вошел в курс дела, хотя многих деталей еще не схватил.
Обстановка к исходу дня 12 сентября сложилась так: против войск 62-й армии наступали части сил 6-й полевой и несколько дивизий 4-й танковой армии противника. Отдельные его части вышли к Волге севернее поселка Рынок и южнее города, у Купоросного. Наша армия была прижата к Волге с фронта и флангов мощной подковой немецко-фашистских войск.
Вся группировка в составе девяти дивизий противника со средствами усиления и группы «Штахель», наступавшие против 62-й армии, поддерживались 4-м воздушным флотом, в котором было около тысячи действующих самолетов всех типов. Ближайшая задача всей этой мощной группировки немецко-фашистских войск была проста: взять город и выйти к Волге, то есть пройти с боем 5–10 километров и сбросить нас в реку.
Количество дивизий и бригад, входивших в состав 62-й армии, не дает правильного и полного представления о численном составе и силе ее войск. Например, одна танковая бригада утром 14 сентября имела только один танк, две другие танковые бригады оказались вовсе без танков и вскоре были переправлены на левый берег на формирование. Сводный отряд из разных бригад и дивизий вечером 14 сентября имел в своем составе около 200 штыков, то есть меньше одного штатного батальона; численность соседней с ним 244-й стрелковой дивизии полковника Г. А. Афанасьева не превышала 1500 человек, а штыков в дивизии было не больше одного штатного батальона; 42-я стрелковая бригада имела 666 человек, а штыков — не более двухсот; 35-я гвардейская дивизия полковника В. П. Дубянского на левом фланге — не более 250 штыков. Другие соединения и части были такого же состава. 23-й танковый корпус под командованием генерала А. Ф. Попова в своих бригадах имел 40–50 танков, из которых процентов 30 были подбиты, использовались как огневые точки. Лишь одна 10-я стрелковая дивизия войск НКВД полковника А. А. Сараева да три отдельные стрелковые бригады были укомплектованы более или менее нормально.