В начале июля нас перевели в лагерь под Москву — в Серебряный Бор, где проходили полевые занятия. Увольнения запретили.
Рано утром 6 июля курсантов подняли по боевой тревоге и выдали по 60 боевых патронов. В лагерь прибыл представитель от товарища Свердлова. Комиссар курсов объявил перед строем, что в Москве левые эсеры подняли контрреволюционный мятеж. Они хотят сорвать Брест-Литовский мирный договор с Германией. Эсеры убили германского посла Мирбаха. Мятежники заняли телефонную станцию, телеграф, арестовали некоторых членов советского правительства, в том числе товарища Дзержинского. Штаб левых эсеров обосновался в Трехсвятительском переулке, пояснил комиссар Масленников. Руководит подавлением мятежа сам Владимир Ильич Ленин, а войсками командует товарищ Вацетис… Товарищ Ленин приказал: курсантам вместе с латышскими частями захватить штаб левых эсеров и подавить выступление…
Спустя некоторое время отряд под командованием комиссара двинулся к Москве. Нашу роту возглавлял ротный курсовой командир, фронтовик, бывший офицер Андреев. Я шел с первым взводом этой роты. Командовал взводом москвич Полетаев. Путь к Трехсвятительскому переулку он избрал самый короткий.
Взводу была придана одна трехдюймовая пушка. Артиллеристы перекатывали ее на руках. Мы продвигались вперед вдоль стен короткими перебежками. Вскоре из Трехсвятительского переулка ударил пулемет. Один из курсантов, перебегавший улицу, упал.
В ответ на пулеметный огонь ахнула наша пушка. Раз, другой… Третьего выстрела я не услышал: оказавшись чуть впереди пушки, я оглох от грохота. Звон в ушах как бы изолировал мой слух от внешних звуков. Вижу: вздрагивают винтовки в руках товарищей, кудрявится пороховой дымок у стволов, — значит, идет пальба; товарищи с открытыми ртами бегут вперед — это уже началась атака. Я делаю то же и стараюсь не отстать от бегущих.
В глубине переулка, на мостовой, вырастают косматые кусты дыма с клиньями огня — это рвутся снаряды. Их все больше, — значит, не одна наша пушка посылает сюда свои гостинцы. Земля под ногами вздрагивает все чаще и чаще. Артиллерия бьет залпами. Справа и слева по смежным улицам наступают курсанты и латышские стрелки.
Когда мы подскочили к зданию штаба, стрельба прекратилась. Из окон валил дым. Все стекла были выбиты. Из подъездов выходили мятежники с поднятыми руками.
Большинство участников мятежа было арестовано. Мы потеряли одного товарища.
Мятеж был подавлен очень быстро, потому что левых эсеров никто в Москве не поддержал. На следующий день Москва и москвичи работали так, как будто ничего не произошло.
9 июля весь личный состав курсов вышел на похороны убитого товарища (фамилию его я, к сожалению, забыл). Хоронили его на Всесвятском кладбище.
Когда под звуки траурного марша стали опускать гроб в могилу и загремели залпы винтовок — трехкратный прощальный салют, — я как бы вновь ощутил напряжение того момента, когда мы под пулеметным огнем ринулись в атаку на мятежников.
Побывав под огнем вражеских пулеметов, курсанты — будущие молодые командиры — вдруг словно повзрослели. Учеба приобретала теперь иной, практический смысл.
В ночь на 31 августа снова раздалась команда:
— В ружье!
По голосу дежурного было ясно, что это не обычная учебная тревога.
Я кинулся к пирамиде с оружием. Схватил свою винтовку, поставил рядом с койкой и начал одеваться.
— Получите боевые патроны! — распорядился дежурный.
В темноте нас построили, сделали перекличку, а затем разделили на группы и развели в разные стороны.
Меня и еще семь курсантов посадили в автомашину. Эту группу возглавляли два товарища из ЧК. Один сел рядом с шофером, другой — с нами в кузов. Когда тронулись, чекист, что сидел с нами, сказал:
— Сегодня было совершено покушение на товарища Ленина. Сжалось сердце.
«Где? Кто? Как? Жив ли он?» — роились в голове вопросы, но спросить не хватало смелости.
— Ленин остался жив, — как бы отвечая нам, сказал товарищ. И далее объяснил, что мы едем в район расположения явочного пункта крупных контрреволюционеров, которых надо во что бы то ни стало арестовать.
С той минуты я ни о чем не думал, ничего не замечал — только бы поскорее встретиться с врагами и отомстить за Ленина!
Как мы ехали по темным улицам и куда нас привезли — я от перенапряжения не понял. Помню только, что это было за городом, в каком-то дачном поселке. Оставив машину на окраине, мы прошли несколько сот шагов вперед, в глухую темноту. Здесь чекисты остановили нас, дали осмотреться. Вскоре из темноты выступили очертания дачного забора. В глубине — крыша высокого дома. Расставив нас вокруг дачи, чекисты строго наказали: никого не пропускать и не выпускать — и, взяв с собой двух курсантов, перелезли через забор.