– Tabii ki, конечно. У тебя свои… э‑э… приоритеты. Но если вдруг передумаешь, имей в виду, что приключения тоже насыщены опытом и знанием. Можно посмотреть мир, познать чужую культуру, как живут в других странах… Даже если ты ограничена в средствах, что-нибудь придумать можно.
Я теребила пальцами катышек шерсти, что был у меня на рукаве. Пару недель назад я была на ярмарке профессий, и оказалось, что после университета открывается очень много возможностей, о которых я даже не думала. Признаюсь, некоторые меня даже увлекли.
– Стамбул, наверное, очень красив, – сказала я после недолгой паузы. – Что-то вроде Европы и Азии в одном флаконе, да?
– Да. Безумный город. Можно за день исследовать два разных континента.
– И жаркое солнце есть?
– Да. Летнее солнце очень жарит. А еще у города богатая культура – он отражает империи, которые когда-то им правили. Но я никогда не бывал в Вене, хотя хотел бы.
– И я. В фильме там очень красиво. Надо бы пересмотреть, освежить воспоминания. Правда, моя сестра сломала диск.
– Раздражающие сестры? Понимаю.
– Вот-вот. Это еще не самое худшее. Как-то раз, когда мне было восемь и мы играли в прятки, она заперла меня в сарае на четыре часа.
Он закусил нижнюю губу, чтобы не расхохотаться.
– Uf ya. Жестоко.
– Травма на всю жизнь, – заверила я его, положа руку на сердце. Оз испустил громкий смешок; его лицо просветлело, ямочки стали глубже. Я поняла, что пялюсь на них.
– А твоя сестра? – Я отвела взгляд. – Назови худшую ее проделку.
Оз задумался.
– Порвала мои футбольные карточки и спустила их в унитаз. Мне было десять.
Я прижала пальцы к приоткрывшемуся от удивления рту.
– Да-да, знаю, безумие, – сказал он.
– И что сделала твоя мама?
Он цокнул языком и мотнул головой.
– Ей было все равно. Кажется, она забрала у сестры велосипед на один день.
– А папа? Он был строже?
Оз посмотрел в окно.
– Он умер, когда я был маленьким, – он стиснул челюсть, пальцы машинально прикрыли шрам и потерли его, будто пытаясь стереть плохие воспоминания.
– Извини, – прошептала я.
Бариста опустошал фильтр из-под эспрессо, люди вокруг негромко переговаривались между собой, французский певец нежно напевал из аудиосистемы.
– Я буду скучать по Лондону, – произнес Оз.
– Почему? Куда ты?
– Я улетаю завтра.
– Улетаешь? – переспросила я немного слишком громко. – Э‑э, в смысле, как жаль.
Оз повернулся ко мне и наклонил голову.
– Очень жаль. Завтра в семь я вылетаю из Хитроу и отправляюсь в Стамбул. Мой рюкзак в камере хранения на станции «Мраморная арка». Сегодня в шесть я иду на прощальную вечеринку с друзьями в ливанский ресторан на Эджвар-роуд. Ночь проведу в аэропорту, – он залпом осушил чашку кофе и поставил ее на стол. – А сейчас мне нужно вернуться на шествие.
– Оу. – Я поставила чашку на блюдце, от чего чай внутри заплескался.
– Идем со мной, – он произнес это так тихо, что я не сразу поняла, что он сказал.
– Что?
– Идем со мной на шествие. Ты выпила чай и съела печенье. Тебе лучше?
Я кивнула.
– Да. Но мне нужно возвращаться домой и работать над диссертацией.
– В воскресенье?
– Мне сдавать ее в понедельник.
– О чем она?
– О том, безупречная ли у Великобритании демократия.
– Интересно.
– Мне нужно было послушать выступления в Гайд-парке, чтобы черпнуть вдохновения для цитат, но сейчас я уже не успею. И мне еще много материала нужно прочитать.
– И откуда ты возьмешь цитаты?
Я пожала плечами.
– Без понятия. Пойду на шествие и поспрашиваю людей: что они думают? – Я издала невеселый смешок.
– Да, – оживленно подтвердил Оз. – Там ведь самые разные личности с разным опытом и убеждениями. Спросим, почему они пришли на шествие, верят ли в то, что слова людей убедят правительство в их правоте. А потом ты придешь ко мне на вечеринку, опросишь моих друзей.
– Ты предлагаешь подойти к незнакомым людям и спросить их мнение о демократии? – Я рассмеялась.
– А почему нет? – спросил он.
Девушка, что сидела за соседним столиком, откашлялась и стиснула в руках книгу.
– Ну… – Я наклонилась ближе к нему и понизила голос. – Мы так не делаем.
Оз улыбнулся.
– Какие же британцы закрытые.
– Не зря про нас существует такой стереотип.
– Но ты не такая, – он положил руки на колени. – Ты не боишься заговорить с незнакомцем. Я в тебя верю. Ты сможешь подойти к людям на шествии и спросить, верят ли они в то, что изменят курс истории. И мои друзья будут рады поговорить с тобой, сравнить их правительство.