Нурхаци от удивления рот раскрыл. Его захлопнув, вновь открыл: «А расскажи-ка поподробней про «фэншуй».
— Предсказатели судьбы нам говорят, что небесные звезды могут быть благоприятны и неблагоприятны людям. Но не только звезды. Сочетание возвышенностей или впадин, а также вод и растительности на земле могут приносить счастье или несчастье живущим на ней. И по той причине, что на поверхности земли находятся в беспрестанном движении два течения, они представляют мужское и женское начала в природе. Одно называется «лазоревый дракон», другое — «белый тигр».
— Хм, — отозвался Нурхаци и, поразмыслив, добавил: — ты так вот мне скажи, раз понимаешь ты «фэншуй». Что б сделал сам ты для своего жилища, чтоб жить покойно и счастливо в нем?
— А сзади дома я деревья посадил бы полукругом. Они способствуют благоприятному направлению сил «лазоревого дракона» и «белого тигра».
— Деревья возле дома — совсем неплохо это. Там птицы станут гнезда вить и пением слух ласкать. Постой, а если леса нет кругом и посадить нельзя деревья?
— Тогда, — уверенно ответил знаток «фэншуй», — опять же сзади строения насыпать надо земляной вал.
— Ну что ж, спасибо за науку. Держи, — и Нурхаци опустил в сложенные ковшиком ладони горсть серебра.
* * *
— Добро, — довольно улыбаясь, протянул Нурхаци, — мы дочь корциньского Чжайсан-бэйлэ согласны в дом принять наш — И легонько толкнул в бок сына Хунтайджи. — Поезжай встречать свою невесту. Она, как знаешь, не одна. С ней брат ее, тайджи Укэшань. Будь ласков с ним всемерно.
«Он встретится с Укэшанем и своей невестой возле Шэньяна, — прикидывал Нурхаци. — Как заведено, отметят встречу и знакомство пиршеством. Но это лишь начало. Еще не свадебный обед. А вот устроить где его? В Восточной столице пока стоит дворца лишь остов. Считай, стены одни да крыша. Нет, Восточная столица не место для свадебного пира. А быть ему, — вдруг осенило, — в Шэньяне!
Тут в спешке неувязка явно вышла. Едва Шэньян был нами взят, как впереди Ляоян маячил, где находился цзинлюэ. Хотелось поскорее, чтоб не опомнились никани, Ляояном завладеть. Загоняя коней, мчались туда. И Ляоян как только пал, тут передышка наступила. и места лучшего, как показалось, сыскать было нельзя для ставки, чем окрестности Ляояна. Все вроде во внимание принял. Но только так казалось мне тогда. Шэньяну быть столицей. Об этом объявлю сегодня ж на совете».
Что станут возражать, Нурхаци знал наверняка. Ведь спорили же из-за Восточного города. Однако решения своего, как и в прошлый раз, менять отнюдь не собирался. И слушал подчеркнуто внимательно. «Говорите, говорите», — думал про себя.
Умолкли голоса. Так что в конце концов они сказали? Только недавно вывели стены Восточной столицы. Дворец построен, а жилища для простого люда еще не закончены. И вот надо все бросать и снова переселяться. Хлопотно и обременительно это. Да еще год нынче неурожайный, в припасах большая нужда. Война опять же может приключиться. Опасаются, что для нашего государства великие тяготы будут.
— Суждения ваши справедливы, — начал спокойно Нурхаци и тут же выкрикнул, вперед подавшись весь, — смотреть надо со всех сторон! А вы глядели так? — вопрошал, понизив голос, с явной укоризной.
Умолк, переводя дыхание, собираясь с мыслями.
— А тяготы еще придется долго нам нести, — продолжил с озабоченным видом. — Ведь Мины примирения с нами не хотят. С ними в паре правитель Чоухяньского владения. Не только пренебрег увещеванием не помогать никаньскому царю, но больше того, подбивает варкасцев от нас отмежеваться. И далеко не все монгольские старшины — наши друзья. Иные не упускают случая нам досадить, чем могут. И вот все это взяв в расчет, взглянем на местоположение Шэньяна.
Если двинемся на запад, против Минов, то, выйдя из Дурби и переправившись через Ляоулу, иметь мы будем путь прямой и близкий. На север вздумаем пойти, против монго, то пути 2–3 дня. Если на юг направимся, пойдя походом на Чоухяньское владение, то можно двигаться по цинхосской дороге. Это не все. — Нурхаци встал и постучал по стене пальцами. — В верховьях Хунехе и Суксуху можно рубить лес и по течению сплавлять, чтобы строиться. Да и дров для топки вдоволь будет. А захотел на охоту, — продолжал Нурхаци, усаживаясь на свое место, — горы близко, зверя много там. В реке всякую водяную живность тоже можно добывать. Словом, столице быть в Шэньяне.
* * *
— Видать, придется мне покинуть столицу и место безопаснее сыскать, — подумал Кванхэ-гун, быстрыми шагами выйдя из помещения, где евнух по особым поручениям только что ознакомил с важнейшими делами, что ждали решения вана. Он шаг прибавил, но дела, которые изложил евнух, не остались в стенах оставленного помещения, а были с ним. И разговор, что состоялся, продолжался и сейчас: одутловатое лицо скопца стояло перед глазами и тонкий голос звучал в ушах.
— И по сей день желающих занять место чэсана не сыскалось, — уведомил евнух. — Видать, считают, что за эту должность нужно слишком много заплатить{96}.
— Быть чэсаном — большая честь, — высокомерно отозвался Кванхэ-гун, так дав понять, что уступать в цене не станет. — Давай дальше.
— В столице неспокойно, — осторожно начал евнух. — Людишки в тревоге пребывают. Тому причиной Ногаджок…
При упоминании этого имени вана всего передернуло. Евнух с опаской уставился на вана.
— Продолжай.
Судорожно переведя дыхание, евнух скороговоркой произнес: «То было б ничего еще, если б болтала только чернь. Но вот о том пишут правитель Ыйчжу и военачальник Высокой страны Мао Вэньлун».
Ван слушал настороженно, и раздражение в себе он еле подавлял. Ему казалось, что евнух читает слишком медленно. «А если понукнуть его, — успокаивал себя Кванхэ-гун, — то оторопь возьмет иль заикаться еще станет».
«В наши пределы, — сообщал правитель Ыйчжу, — ища спасения от Ногаджока, пришло множество ханин. Немало их пробралось на острова Оккан и Инсан, что в устье Амноккана. Молю Вас, государь, послать мне войско на подмогу, поскольку опасаюсь, что вторгнутся в пределы наши люди Ногаджока и мне их нечем будет удержать»{97}.
А Мао Вэньлун — тот не просил, но прямо требовал, как будто ван был подчиненный, прислать войска, чтоб орды дикие сдержать. «Какой-то там служивый минского государя, от страху, видно, обнаглев, посмел мне, вану, писать предерзко. Укрылся на моей земле, — досадливо скривился ван, — и навлекает беды на меня… А будет ли помощь мне самому от Сына Неба?»
Ван тут поднялся с места и оставил евнуха с его бумагами, Незаметно для самого себя оказавшись в дворцовом саду, Кванхэ-гун вздохнул свободно. Остро почувствовал свежесть листвы, травы, оставшуюся на них влагу тумана. Кванхэ-гун жадно втянул ноздрями воздух, силясь уловить какую-то нужную мысль и облегченно вздохнул: «Видать, всего надежнее будет мне прибежище сыскать на острове Кванхадо, если придется вдруг Сеул оставить…» И словно почувствовав за спиной чей-то тяжелый взгляд, Кванхэ-гун быстро оглянулся назад. Там безмолвно высилась темно-красная громада дворца Ындэ-конджон: «А как же он?»
* * *
Вкуса не чувствуя, словно то камень был, Вэй Чжун-сянь сосал жужуб. Выплюнув косточку на ковер, устилавший пол, тянул, не глядя, руку к нефритовой чаше. Всей пятерней запихивал в рот очередной плод. От обжорства Вэй страдал запорами. Испробовал немало снадобий, а все без пользы. Оно куда б еще ни шло, но чувствовал себя неважно Вэй. Сосредоточиться порой в мыслях не мог, что предпринять еще, чтоб власть его незыблема осталась. Прознав, что от недуга Вэй все не избавится никак, кто-то из приближенных дал еще такой совет: «Попробовать надо жужуб. В таких делах полезен он, как говорит приобретающий теперь известность Ма Иньчу».