Выбрать главу

— Ты это видел?

— Идут, как бабулька с дедулькой, — ответил второй.

Они и не предполагали, как им повезло, что Вильгельм этого не слышал.

— Вильгельм, — сказала Марианна.

— Да?

— Эта азиатская поговорка… она очень неприличная?

— Да.

— Что вы имеете в виду под словом «очень»?

Он посмотрел на неё неуверенно.

— Очень, значит очень, — ответил он на это.

Марианна молчала до следующего угла. Там они должны были перейти через улицу. На светофоре горел красный свет. Пока они ждали зелёный, Марианна спросила:

— Вы понимаете слово «вульгарный», Вильгельм?

— Да, такое слово есть в русском.

— Это французское слово.

— Да, — сказал он. — Почему вы меня спрашиваете? Есть я вульгарный в ваших глазах?

— Нет! — воскликнула она быстро и непроизвольно сильно прижала его руку. — Я хотела только узнать, вульгарная та поговорка или нет.

Он немного задумался.

— Нет, нет.

По-видимому, Марианна решилась.

— Тогда вы можете мне её сказать, Вильгельм.

Загорелся зелёный. Они перешли на другую сторону улицы, потом повернули направо. Направление определяла Марианна, знавшая город.

— Вы жадная к новому, — сказал Вильгельм и быстро поправился: — любопытная.

— Я? Нет.

— Нет? — кивнул он довольный. — Тогда я вам не должен сказать поговорку.

— Всё же скажите.

— Сказать? — он покачал головой. — Тогда я вам сказать. Но я вас предупреждать о неприличии. Вы не быть на меня сердитой.

— Нет.

Марианна была готова схватить «кошку, которую он достанет из мешка», но он произнёс:

— Поговорка звучит так: «женщина охотно идёт в кровать с мужчиной, а не с правдой». Вы поняли? Это значит, что женщины любят мужчин, но не любят правду. — Он откашлялся. — Это, конечно, преувеличение, как многие поговорки. Было бы лучше сказать: … «не всегда любить правду». Так я думать, лучше. Вы понимаете?

Марианна ничего не сказала. «Боже мой, — подумала она, — и это всё? И это он называет неприличным? Они действительно совсем другие. Или он притворяется? Вероятно, да. Если нет, то здесь ему надо ко многому привыкнуть».

Вы есть мне теперь сердиться, — сказал он.

— Нет, почему?

— Потому что вы молчите.

— Извините, Вильгельм. Я задумалась.

Где?

— Повторите!

Где вы задумались?

Смех Марианны не был ироничным, когда она ответила:

— Надо говорить «о чём», Вильгельм.

— Спасибо Марианна.

— Может будет лучше, если я не буду вас поправлять?

— Нет, нет, я должен учить ваш язык, — сказал Вильгельм.

Марианна остановилась.

— Ваш? — она покачала головой. — Наш, Вильгельм.

— Наш, — весело поправился он.

Они молча пошли дальше, потом свернули налево на какую-то улицу.

— Вы опять задумались, Марианна, — сказал Вильгельм и улыбнулся, — о чём?

— Куда мы вообще-то идём? — спросила Марианна.

— Я думать в кино.

Марианна пошла медленнее.

— Мы не должны были там сворачивать.

Через два, три нерешительных шага они остановились. Вильгельм убрал свою руку, и они рассмеялись, повернувшись друг к другу. Дунул лёгкий порыв ветра и растрепал волосы Марианны. Вильгельм залюбовался, глядя на них.

— Чудесно, — сказал он с восхищением.

От неё не ускользнул этот взгляд, но она решила уточнить, что он имел в виду.

— Что чудесно? — спросила она, хотя уже догадалась.

— Ваши волосы.

— Даже не говорите. Мне уже давно надо сходить к парикмахеру.

— Всё равно чудесно.

Марианна не упустила возможности поправить его причёску. Она посмотрела на его пробор и сказала:

— А у вас — нет.

— Я знать, — кивнул он, скривив гримасу. — Мои — светлые, ужасные, и мне тоже не нравятся. Мне нравятся каштановые волосы, как у вас. Мне поменять цвет? Можно сделать это мужчина на западе?

— Вы сумасшедший? — воскликнула в ужасе Марианна. — Поверьте мне — я бы с большим удовольствием поменялась на ваши светлые! У вас другая ошибка.

— Какая?

— Ваш пробор.

— Пробор? Что это такое?

— Полоса, которую вы сделали на голове. Вроде линии, — она нарочно передёрнулась. — Ужасно.

Услышав это, Вильгельм широко улыбнулся.

— Только сегодня, — сказал он. — Полчаса работы. Вам не нравиться?

— Нет.

— Тогда нет больше.

Он энергично провёл руками пару раз по волосам, взлохматил волосы как и раньше, потом спросил Марианну: