— Ах, Вильгельм! — от счастья она непроизвольно воскликнула. «Это я должна была узнать ещё раньше», — подумала она.
— Что такое? — спросил Вильгельм.
— Ничего.
— Нет, — возразил Вильгельм. — Я чувствую.
— Что же?
— Что вы рады.
— Да.
— Что вы думаете о такой поговорке: «Не надо бросать всё в одну корзину»?
______________________
1entmannen – кастрировать, оскопить, fig.entnerven - довести до нервного истощения
— Горшок.
— Что?
— Мы говорим «горшок», это не «корзина».
— Спасибо.
— Но можно не принимать во внимание эту маленькую ошибку, — сказала Марианна, глядя на него сияющими глазами, — вы на сто процентов попали в точку.
Её радость была такой большой, что она потеряла голову или что-то ещё и добавила:
— Мне расхотелось идти домой, и я с удовольствием выпила бы чашечку кофе.
— Где? — сразу согласился Вильгельм. — В зале ожидания вокзала? Здесь недалеко.
— Нет. У вас.
— Что?
Вильгельм от неожиданности остановился.
— Не хотите? — спросила Марианна и потянула его дальше.
— Почему не хочу? — Из-за неожиданного вихря мыслей он не знал, что ответить.
Марианна осмелела.
— Я вижу, что вы удивлены, — сказала она.
— Вы хотите выпить кофе, — ответил Вильгельм, не зная, что сказать. — У меня это невозможно.
— Почему? Вы же говорили, что у вашей замечательной госпожи Крупинской в любое время есть горячая вода? Что нам ещё надо? Молоко, сахар. У вас есть?
— Нет, у меня нет кофе.
Прежде, чем Марианна успела отказаться от своей прекрасной идеи, к Вильгельму вернулось самообладание, и он произнёс:
— Но у меня есть чай. Хороший чёрный чай. Из России. Для самовара. Но можно и без самовара.
Было только одно потенциальное препятствие: госпожа Крупинская. Как отнесётся она к посещению девушки после десяти часов вечера? Не станет ли возражать? Как это вообще произойдёт?
Этот вопрос остался невыясненным, во всяком случае, на какое-то время, так как госпожа Крупинская не появилась. Или она спала и ничего не слышала, или её вообще не было дома, или она поняла, что произошло, и не возражала. Если бы она стала возражать, то Вильгельм посоветовал бы ей поискать другого квартиросъёмщика, возможно, не столь добродушного, приятного и дружелюбного молодого человека, как он.
— Пожалуйста, не удивляйтесь, — сказал Вильгельм, когда открыл дверь, и комната предстала перед глазами. — Здесь везде следы жизни холостяка.
Так и есть. Правда, комната была чистая — видно, что об этом еженедельно заботилась хозяйка — но необходимый порядок отсутствовал. Часть одежды не висела в шкафу, а лежала повсюду. На столе кучей лежали старые газеты и журналы. Между двумя цветочными горшками у окна, Марианна увидела несколько книг и направилась к ним. Но это было не то, что могло её заинтересовать. Там лежали учебники — орфографический словарь немецкого языка Дудена, грамматика. Словарь был потрёпан, что свидетельствовало о том, что Вильгельм им часто пользовался, чтобы овладеть бомльшим запасом слов. С его помощью он проверял орфографию и грамматику. Было видно, что Вильгельм учит язык усердно. Пробелов, которые обнаруживались в его словарном запасе, день ото дня становились меньше.
— В последнее время, — сказал он, показывая на книги, — я небрежный.
Он хотел сказать, что занимался не постоянно.
— Я не учить, — продолжил он, усмехнувшись. — Сидеть в «Подсолнухе».
— Это правда, — весело согласилась Марианна.
— Я иметь совесть не чистой, и самому себе обещать каждую неделю, что наверстать упущенное время обучения, когда «Подсолнух» иметь выходной день.
— Как сегодня, — кивнула Марианна, сдерживая смех.
— Как сегодня.
— Надо что-то с этим делать.
— Да.
— И что?
Вильгельм развёл руками и пожал плечами:
— Я не знать.
— Вы должны обходить «Подсолнух» стороной.
Он развёл руки ещё шире.
— Я не иметь такой возможности.
— Тогда поможет только запрет на посещение трактира.
— Запрет на посещение трактира? Что это такое?
— Это когда кому-нибудь запрещают посещать определённый трактир. Хозяин трактира может подать в полицию заявление об этом.
— Но на это должно быть основание, или нет?
— Конечно.
— Какое?
— Чаще всего — постоянное пьянство. Или скандальность. Или приставание к другим клиентам.
— Всё не подходить для меня, — сказал Вильгельм победно. — Я для полиции неосязаемый.