— Это не так просто, — произнёс он.
— Вам-то что, Вильгельм. Здесь же вообще ничего не произошло — ничего плохого, я хотела сказать. Поэтому нет никакого повода делать из этого тайну.
— Правильно.
— Как вы думаете, — сказала Марианна, так как не могла успокоиться, — поверят они мне?
На этот вопрос он ответа не знал, поэтому промолчал.
— Можно в это вообще поверить, Вильгельм?
Вильгельм выдержал паузу. Взгляд Марианны красноречиво говорил, что у него нет другого выхода, кроме как ответить.
— Может, ваша мама действительно уже спит, — сказал он.
— Минуту назад вы в этом сомневались.
Вильгельм снова замолчал. Марианна пожала плечами и произнесла:
— Вильгельм, это выглядит так, будто у меня нет выхода.
Чёрт опять дёрнул её за язык.
— Тогда вы должны солгать, из необходимости, раз нет другого выхода, — наконец предложил Вильгельм. — Или не лгать. Просто промолчать, что вы вообще были у меня.
— Я не люблю лгать, — сказала Марианна.
— Не лгать. Просто промолчать.
— А в чём разница?
Казалось, что Вильгельм пришёл в отчаяние.
— Я себе делать упрёк, — сказал он, — что так произошло.
— Почему?
— Я приводить вас к себе.
— Но вы этого не делали, — возразила Марианна. — Это я предложила.
— Несмотря на это, я всё равно себя упрекать.
— Почему?
— Так как это делать трудности, а трудности должны быть для мужчины, не для девушки.
После того, как Вильгельм это сказал, и сказал вполне серьёзно, Марианна поняла, что было бы не очень хорошо продолжать ставить его в безвыходное положение ради своего удовольствия. Потому она сказала:
— Вильгельм, всё не так страшно. Знаете, что я сделаю?
— Что?
— Я вообще ничего не скажу.
— Совсем ничего?
— Я скажу, что я уже взрослая, и не должна давать отчет о каждом моём шаге. Я откажусь от всяких объяснений, если они станут меня принуждать.
— Это возможно? — спросил он с сомнением в голосе.
— А почему нет?
— Вы хоть раз пробовали так говорить?
— Нет. Это будет первый раз.
— На это я смотреть плохо.
— А я нет, Вильгельм. Когда-то это должно случиться. Так происходит у всех. Вот увидите, что всё получится.
— А когда ваши родители спросят меня?
На это Марианна самоуверенно ответила:
— Я позабочусь о том, чтобы этого не произошло.
Вильгельм проводил её до дома. В душе он не согласился с тем, как Марианна намеревалась разрешить возможный конфликт. Когда они стояли у двери дома, он взял Марианну за руку и, чтобы в её семье сохранился мир, сказал:
— Я думаю, было бы лучше, если бы вы немного солгали.
Марианна покачала головой.
— Спокойной ночи, — сказала она.
— Спокойной ночи, Марианна.
— Приятных сновидений.
— Вам также, — сказал он. — Но я не мочь.
— Чего не сможете?
— Спать.
— Почему?
— Я думать о вас, — сказал он тихо и хотел отпустить её руку, повернуться и уйти. Но не смог, так как Марианна его руку не отпустила.
— Секундочку… — прошептала она, и притянула его к себе, привстала на цыпочки и быстро поцеловала в губы. Поцелуй получился не совсем правильный, так как длился не более секунды, а губы у Вильгельма были сжаты. Когда это произошло, Вильгельм стоял, как поражённый громом. Он непроизвольно закрыл глаза, как от чего-то немыслимого, но сразу открыл их, чтобы убедиться, что не спит.
Он хотел что-нибудь сказать, но не знал, что именно. А когда придумал, стало уже поздно. Дверь захлопнулась, и Марианна скрылась.
Луна сверху смотрела на Вильгельма, и создавалось впечатление, что в этот момент он единственный видит этот свет и, поэтому, возвышается над всеми.
***
На следующее утро отец вышел к завтраку первым. Сабина показалась через четверть часа. Порядок был нарушен. Обычно в доме Бергеров завтракали все вместе.
— Где ты так долго бродишь? — упрёком встретил Теодор жену.
Не особенно дружелюбно она ответила:
— Я могу хоть раз появиться после тебя?
— А наша дочь шевелится? — спросил Теодор.
Обычно Теодор Бергер не говорил «наша дочь». Он это сделал, чтобы указать на незримую дистанцию, которая отделяла в этот момент его от своей плоти и крови.
— Я ещё её не слышала, — ответила Сабина.
— Совсем?
— Совсем, и даже когда она пришла домой. Ты это имеешь в виду?
— Конечно, я именно это имел в виду, — сказал Теодор. — И ты можешь мне поверить, что я этому удивляюсь. Меня же ты всегда слышишь?