— Вы после этого переоделись?
— Нет.
— Вы не ранены?
— Нет.
— Внутренние органы не повреждены?
— Нет.
— Откуда у вас это?
— Что? — спросил Вильгельм, так как не понял вопроса.
— Ваша одежда не повреждена, вы не ранены. Почему?
В ответ Вильгельм лишь пожал плечами.
— Послушай, — крикнул весело сержанту один из посетителей, — тебе бы надо было видеть, как он взял их за грудки. Тогда бы ты знал, почему он перед тобой выглядит одетым с иголочки.
Что-то сработало в Поланском — что, он даже сам не знал.
— Вы боксёр? — спросил он Вильгельма.
— Нет.
— Борец?
— Нет.
— Дзюдоист или каратист?
— Нет.
Кто-то крикнул:
— К чему эта болтовня?
Поланский не дал себя смутить и продолжил:
— Каким видом спорта вы занимаетесь?
— Футболом. — И в первый раз за всё время допроса, а это был именно допрос и в этом можно не сомневаться, Вильгельм добавил на своём нескладном немецком: — Но только когда я иметь возможность, раньше, теперь нет.
Этим предложением он выдал себя.
— Откуда вы родом? — спросил Поланский.
Вильгельм на мгновение замешкался.
— Из... из России.
— Вы русский?
— Нет, я немец.
По трактиру прошёл гул недовольства. Симпатии сменились на антипатии. Марианна закусила нижнюю губу.
Поланский произвёл «последний выстрел».
— Могу я посмотреть ваш паспорт?
Это показалось Вильгельму чересчур.
— Зачем?
— Так как есть основание для проверки.
— Меня?
— Да.
— Какое? — вмешалась Марианна.
Поланский смотрел не на неё, а на Вильгельма, и ответил:
— К нам поступило заявление.
— О чём? — спросила Марианна.
— О тяжких телесных повреждениях, — сказал сержант Поланский Вильгельму.
— Здесь? — воскликнула Марианна. — Так быстро оно не могло поступить.
— Не здесь, — сказал Поланский. — В кинотеатре «Альхамбра».
И последний вопрос, с которым сержант обратился к Вильгельму, был следующим:
— Вы готовы пойти с нами?
Вильгельма продержали в полицейском участке пару часов, пока оформляли все необходимые в таком случае документы — заполнили протоколы, подписали, поставили печати. Вначале предполагалось вызвать переводчика, но после телефонных разговоров выяснилось, что в субботний вечер никто не хотел этим заниматься. Вильгельм терпеливо всё перенёс, и это показалось полицейским странным, ибо они по опыту знали, что при предъявлении правонарушителю обвинения он превращался в непредсказуемый вулкан с неожиданными последствиями. И какое суждение по этому поводу выдал сержант Поланский своим коллегам? «Ничто не может изменить самобытные черты немецкой нации!».
Когда, наконец, Вильгельму разрешили идти, начальник участка заметил:
— Эта история касается только «Альхамбры». Вы хорошо сделаете, если уладите вопрос с тем, что произошло в «Подсолнухе». У нас пока нет соответствующего заявления.
— Но ведь не я там начал драку, — возразил Вильгельм.
— Это мы выясним. Вероятно, вы имеете в виду самооборону? Однако имейте в виду, что речь может зайти о превышении самообороны.
Вильгельм вздохнул.
— Я это не понимать.
— Ваш адвокат вам всё объяснит.
— Адвокат? У меня нет адвоката.
— Вам надо об этом позаботиться. Уже с сегодняшнего дня он вам понадобится. Подумайте над этим.
Вильгельм пришёл домой поздно вечером. Он устоял перед искушением ещё раз заглянуть в «Подсолнух» и поговорить с Марианной. Накопилось много вопросов, требовавших разъяснения. Возможно, Марианна не захочет разговаривать с человеком, который имел дело с полицией.
На кухне горел свет. Это было видно через матовое стекло двери. Вильгельм решил проверить, не забыла ли госпожа Крупинская его выключить: такое уже случалось. Однако госпожа Крупинская сидела за столом, на котором стояла бутылка ликёра и холодные остатки ужина. От неожиданности Вильгельм поздоровался и добавил:
— Я прошу извинения, что помешал. Я думать, что на кухне никого нет.
Госпожа Крупинская посмотрела на него помутневшим взглядом, и сказала, указав на стул:
— Садитесь.
Пока Вильгельм колебался, она встала, достала из кухонного шкафа второй бокал и наполнила его до краёв для Вильгельма.
— За ваше здоровье, — сказала она и подняла бокал.
Вильгельм поинтересовался, не отмечает ли она день рождения.
— Если так, — сказал он, — то я поздравлять.
Госпожа Крупинская отрицательно покачала головой. Повод, по которому она открыла бутылку ликёра, был вообще не радостный.