— Я возьму это, — сказал Вильгельм больше для себя, чем для госпожи Крупинской, которой это было безразлично: она преследовала другую цель. Сев на диван она спросила:
— Можно?
— Что? — спросил Вильгельм.
— Присесть.
— Это ваш диван.
Она кивнула.
— Тогда я не благодарю, Вильгельм.
С тех пор как он у неё поселился она иногда называла его Вильгельмом, но это, скорее, исключение из правила.
Откуда-то доносились звуки хора паломников из оперы Вагнера «Тангейзер». Видимо, какой-то любитель музыки включил радио на полную громкость.
— Хорошая музыка, — оценил Вильгельм.
— Налейте нам, — сказала хозяйка, — и тоже сядьте.
Вильгельм наполнил бокалы и хотел сесть за стол.
— Нет, — остановила его хозяйка. — Сюда. — При этом она похлопала рукой рядом с собой.
Чтобы разрядить ситуацию, возникшую из-за того, что он не собирался туда садиться, Вильгельм снова вернулся к вопросу об адвокате и сказал:
— Он мне мог бы разъяснять, что значит «превысить пределы необходимой самообороны», госпожа Крупинская.
— Думайте о чём-нибудь другом, — предложила она. — Например, о том, как меня зовут. Вы знаете, как?
— Конечно.
— Как?
— Госпожа Крупинская.
— Нет, — немного резко ответила она, как будто рассердилась на его несообразительность. — По имени?
— Не знаю, — солгал Вильгельм, пытаясь найти в этом спасение. — Не иметь понятия.
— Ванда, — сообщила она.
Вильгельм знал это, так как видел её имя на конвертах и открытках.
— Красиво, — сказал он.
— Я так и думала, что вам понравится, Вильгельм, — кивнула она. — Знаете, мои предки родом из местности под Лембергом. Теперь это русская территория.
— Да, госпожа Крупинская.
Она посмотрела на него с теплотой и легким упрёком.
— Вильгельм, как вы думаете, почему я заговорила с вами о своём имени?
Он не знал, что ответить.
— Как вы думаете, почему, — продолжила она, — я уже давно называю вас Вильгельмом, а не господином Тюрнагелем?
— Почему, госпожа Крупинская?
— Потому что вы больше не будете называть меня госпожой Крупинской. Я не могу этого слышать.
— Раз вы не можете этого слышать, тогда я говорить Ванда.
Вильгельм всё больше и больше осознавал свое бессилие. Покориться ли он судьбе?
— У меня жажда, — сказала Ванда.
Вильгельм потянулся за бутылкой ликёра.
— Я не это имею в виду, — сказала Ванда, возбуждаясь.
— Нет? — спросил Вильгельм, сделав глупое выражение лица.
— Нет, идиот! — Это было сказано ласково, но в голосе Ванды звучала уверенность.
— Может мне сходить на кухню и сделать чай?
Этим вопросом Вильгельм поставил себя в трудное положение. Ванда Крупинская понимала, что одними словами цели не достигнешь. Слова должны сопровождаться действиями. Поэтому она взяла руку Вильгельма, положила себе на грудь, сильно прижала и сказала:
— Ты чувствуешь, как стучит сердце?
Вильгельм пытался убрать руку, однако Ванда сопротивлялась, а потому рука Вильгельма осталась лежать там, куда Ванда её пристроила. На хозяйке было легкое тонкое платье и тонкий бюстгальтер, так что Вильгельм не мог остаться равнодушным. Соски Ванды напряглись и затвердели. Аналогичное напряжение, но, разумеется, не сосков постигло и Вильгельма, что было трудно не заметить. Что же касается еще далеко не старой сорокалетней вдовы, её это обстоятельство не удивило. Она уставились на ширинку Вильгельма, где уже заметная выпуклость указывала, что там всё зашевелилось.
Одной рукой Ванда крепко держала руку Вильгельма у себя на груди, а другой нежно поглаживала пах Вильгельму через джинсы. Её дыхание стало порывистым, глухим от возбуждения голосом она спросила:
— Теперь ты знаешь, какая у меня жажда?
Так как очевидное было бесполезно отрицать, то Вильгельм согласился.
Подобное начало, называемое «прелюдией», в некотором отношении было особенным: в нем недоставало поцелуев. И для того имелись свои основания.
Инициатива полностью исходила от Ванды, а в браке с Хеннесом она не целовалась. Почему? Всё очень просто: им обоим не нравился запах изо рта, и по этой причине во время близости поцелуи были исключены. Ванда к этому привыкла и даже через восемь лет помнила об этом.
Вильгельму тоже было трудно целовать Ванду. Во-первых, она слишком стара для него, а со старыми женщинами молодой парень не должен спать — это неестественно и неприятно. А во-вторых, всё происходящее он воспринимал как измену Марианне, которую полюбил, хотя и не давал обещания хранить верность. Однако его тяготило, что плоть оказалась слабее души. Кроме того, уже несколько месяцев у него не было женщины, а тут такой подарок!