— Нет, — возразил Штуммель, — я сказал, что он должен был перейти в национальную сборную юниоров. Как раз тогда, когда его карьера должна была только начаться, и его фамилия стала бы известна за границей, всё было кончено: его родители, у которых имелись немецкие корни, подали заявление на переселение в Германию. Именно поэтому ему всё обрезали. В коммунистическом государстве это мгновенно приводит к тому, что перед человеком закрываются все пути. Он может остаться без работы, без жилья, а если к тому же он ещё и спортсмен, то, само собой разумеется, его исключают из списка кандидатов в национальный состав. Я уверен, что вы читали об этом в газетах.
— Да, — признался Генрих.
Штуммель поднял кружку, чтобы смочить горло, пересохшее после долгого рассказа. Как раз в это время из соседней комнаты кто-то вышел в туалет и увидел Штуммеля.
— Эй, Штуммель! — крикнул он. — Ты давно здесь? Мы тебя потеряли. Обычно ты всегда среди первых. Что ты здесь стоишь? Пойдём к нам.
— Пит и я кое-что здесь разъясняли, Удо, — ответил Штуммель, взял кружку, кивнул Генриху и принял приглашение Удо. Когда он вошёл в соседнюю комнату, там поднялся сильный шум. Вся команда хором приветствовала Штуммеля.
Пит Шмитц и Генрих посмотрели ему вслед. После того, как он скрылся, трактирщик сказал:
— Ты всё ещё не веришь?
— Нет, — признался Генрих. — А ты?
— Я верю.
— В самом деле?
— Я видел его в игре, а ты нет! Его место действительно в Бундеслиге!
— Только не говори ничего про Бундеслигу!
— Напротив, именно это я и делаю. — Пит наклонился к нему через стойку и сказал приглушённым голосом:
— Послушай, я хочу тебе кое-что сказать, но это должно остаться между нами. Неправильно, что такой мастер тратит время в команде фирмы. Если в Гельзенкирхене на него никто не обращает внимания, то в это дело должен сунуть свой нос житель Кёльна. Ты понимаешь, что я хочу сказать? Я написал в ФК «Кёльн», чтобы они обратили на него внимание. И знаешь, что за этим последовало?
— Ничего.
— Наоборот! — Пит широко улыбнулся. — Их представитель скоро приедет сюда.
— Приедет сюда? Он так написал? Когда?
— Зависит от меня. Я должен сообщить по телефону об игре, которая мне покажется подходящей. — Улыбка Пита стала ещё шире. — У них есть определённое мнение обо мне.
— Я это понял, — должен был признаться Генрих.
— Вот видишь.
Генрих показал пальцем на дверь соседней комнаты.
— Они знают об этом?
— Ты сумасшедший? — воскликнул Пит. — Они бы меня линчевали. Ведь они встречаются в моём трактире! Ты понимаешь? Это предательство! И что потом? Поэтому я повторяю, что ты во всём Гельзенкирхене не должен проронить об этом ни словечка. Я тебе доверяю.
— Ты меня знаешь, Пит.
— Иначе бы я тебя в это не посвятил.
— Будь спокоен.
Генрих стоял спиной к двери соседней комнаты, когда она открылась, и кто-то опять пошёл в туалет.
— Это он, — тихо сказал Пит Генриху.
— Кто?
— Тот, о котором мы говорили.
Генрих обернулся.
— Не может быть! — воскликнул он от неожиданности.
В это мгновение Вильгельм Тюрнагель узнал Генриха и был потрясён не в меньшей степени. Оба очень тепло приветствовали друг друга. Был ещё третий, удивившийся сильнее всех — Пит Шмитц.
— Вы знакомы? — ошеломлённо воскликнул он, когда Генрих и Тюрнагель обменивались рукопожатием. После того, как они рассказали ему, откуда знают друг друга, Пит не знал, есть у него повод для беспокойства или нет.
В первое мгновение, как Вильгельма увидел Генриха, его душа заполнилась лишь одним именем — Марианна! Несмотря на это, во время разговора он ни разу о ней не вспомнил. Это обеспокоило Генриха. Как официант, он без труда усадил Вильгельма за столик, который стоял достаточно далеко от стойки. Это гарантировало, что Пит Шмитц не услышит ни слова. Хотя это и не обязательно, подумал Генрих.
Генрих стал фанатом Вильгельма уже с того времени, как тот поучил уму-разуму трёх рокеров в «Подсолнухе», и не принадлежал к большинству, симпатия которых к Вильгельму резко пропала, когда стало известно о том, что он не «настоящий» немец. Неожиданное исчезновение Вильгельма вызвало у Генриха ощущение досады. Официанты испытывают подобное чувство постоянно, это часть их профессии.
— Вы делаете грандиозные успехи, господин Тюрнагель, — начал он разговор.
— Я?
— Да.
— Какие?
— Как футболист, полагаю. Мне об этом рассказали.
— Глупости! — равнодушно отозвался Вильгельм. — Я немного играю в команде одной фирмы — не стоит разговоров.
— Это может измениться.