Как уже упоминалось, Штуммель уже до начала заседания обратил внимание на эту троицу. После того как свидетелям в зале суда разъяснили их права и обязанности, и они вышли в вестибюль, Штуммель взял их под руки и сказал:
— Мне надо с вами поговорить.
— Что вам надо? — резко спросил Коцурка.
— Вы можете говорить со мной на «ты», — ответил Штуммель. — Я такой же трудяга, как и вы. И, кроме того, если не ошибаюсь, у нас есть общий интерес.
— В чём?
— Я — фанат «Шальке».
Как по команде, Коцурка и его закадычные друзья заулыбались.
— Парень, — произнёс Коцурка дружелюбно, — тогда тебе надо поднапрячься, если хочешь сравняться в этом с нами.
Штуммель коротко взглянул на него и сказал:
— Я здесь поспрашивал людей. Это ты тот самый пострадавший?
— Да, — кивнул Коцурка, но продолжил подавленно, — ты знаешь, то, что здесь происходит, полное дерьмо, и мне не нравится. Когда дерутся, суд не должен вмешиваться.
— Тогда тебе не надо было подавать заявление.
— Меня практически вынудили это сделать.
— Кто?
— Больничная касса.
— Тогда должен тебе сказать, какие будут из-за этого последствия: «Шальке» не получит отличного игрока.
— Что? — вопросительно воскликнул Коцурка. Оба его дружка тоже ничего не поняли.
— Послушайте…, — начал Штуммель и рассказал им, кто такой Вильгельм Тюрнагель. Когда он описывал Вильгельма, то мог бы сравнить его с Францем Беккенбауэром. При этом он сообщил, что Тюрнагель будет играть или в ФК «Кёльн», который уже на него нацелился, или в ФК «Шальке», от которого ему тоже поступит конкретное предложение, после того, как на его игру посмотрит тренер. В какой клуб он пойдёт, решится сейчас.
— И это зависит от тебя! — закончил Штуммель, показав пальцем на Коцурку.
— Почему от меня?
— Потому что от тебя зависит, осудят его сегодня или нет. Если да, то он плюнет на весь Гельзенкирхен и смоется отсюда.
Георг Коцурка посмотрел на друзей, они на него. Никто не проронил ни слова.
— Он мне сказал, — с лёгким сердцем соврал Штуммель, — что тогда подпишет контракт с ФК «Кёльн».
В руках Штуммеля неожиданно появился кошелёк. И здесь он проявил своё мастерство. Вынув из кошелька банкноту в сто марок, он протянул её Коцурке со словами:
— На, возьми, а то можешь подумать, что я рассказываю сказку, чтобы спасти своего друга. Поэтому я предлагаю тебе взять эти деньги, найти ближайший телефон, позвонить в ФК «Шальке» и рассказать, что здесь в суде происходит. Тогда они потеряют самообладание и спросят тебя, не сошёл ли ты с ума? Имеешь ли ты вообще отношение к клубу? Не думаешь ли ты о том, чтобы вслед за этим вся команда перейдёт в Кёльн? Они так тебя и спросят! Но если это не так, если ты узнаешь, что я здесь наврал, тогда сообщи мне об этом и оставь себе эту сотню. Понятно? Но только в этом случае! А если ты узнаешь, что я сказал правду, тогда я получу её назад. Ясно?
Штуммель победил.
Коцурка переглянулся с друзьями, принял решение и сказал Штуммелю:
— Друг, ты меня убедил, спрячь деньги. Нет необходимости бежать на почту.
Как раз после этого дверь зала заседаний открылась, и в вестибюль вышла Марианна. Она выполнила поставленную перед собой задачу и теперь направилась к лестнице, чтобы как можно быстрее покинуть здание. Ванда Крупинская побежала за ней, остановила на лестнице и начала разговор, в который вложила всю свою ненависть к Вильгельму.
— Простите, — начала она, — я хотела бы вас кое о чём спросить…
— Да? — сказала Марианна.
— Правда, со всей откровенностью. Вы позволите?
— Пожалуйста.
— Какие у вас отношения с господином Тюрнагелем?
Ясно, что Марианна внутренне сразу заняла оборонительную позицию. «К чему это?» — подумала она.
— Никаких, — коротко ответила она.
— Вы не его подруга?
Эта бестактность была бы излишней, если бы Ванда до этого находилась в зале суда, где практически такой же вопрос прокурор задал свидетельнице Бергер. Но она была вынуждена скучать в вестибюле и ожидать, когда её саму вызовут, чтобы допросить как свидетельницу.
— Нет, — резко ответила Марианна.
После такого ответа у Ванды больше не осталось оснований разговаривать с Марианной, но её злость на Вильгельма была такой огромной, что она не могла не выплеснуться наружу.
— Тогда вам повезло, — сказала она, — иначе я должна была бы вас предостеречь.