— Не помогает?
— Нет.
— Но ты говорил, что операция прошла успешно.
— Со слов врачей — да, — Пит скептически пожал плечами. — Но ты же знаешь, они всегда так говорят.
— Только не начинай опять про это, Пит, — заявил Теодор голосом, полным оптимизма. — Сейчас хирургия не то, что раньше, когда даже против аппендицита врачи были бессильны. Сегодня они делают такие вещи, что и не поверишь.
— Но не с раком.
— И с раком тоже.
Пит промолчал. После водки на душе у него было скверно, и он, в виде исключения, налил себе ещё одну рюмку.
Теодор обдумывал, что можно ещё сказать в такой ситуации. Слова утешения здесь явно не к месту.
— Пит, — сказал он, — я тебе рассказывал про мою сестру, что живёт в Майнце?
— Та, что замужем за агентом по продаже вина?
— Да.
— И всегда тоскует по Гельзенкирхену?
— Да. А ты знаешь, что с ней случилось восемь лет назад? Нет, ты этого не знаешь!
— Что же?
— У неё только одна грудь.
Молчание. Пит посмотрел озадаченно.
— Дело дрянь! — произнёс он.
— Она, конечно, не хочет, чтобы об этом кто-либо знал, — продолжил Теодор. — Но вы незнакомы, поэтому я могу тебе это сказать в виде исключения. Хочешь знать, почему я это делаю?
— Почему?
— Для этого есть две причины. Первая заключается в том, что она живёт уже восемь лет, и это доказательство того, что врачи сейчас могут бороться с раком. А вторая — что она сейчас охотно поменялась бы с кем-нибудь, у кого нет матки, чтобы иметь две груди. Вот об этом твоя Ингрид должна думать.
Пит молчал.
— И ты прежде всего, — добавил Теодор.
— Ты полагаешь, что я ни о чём другом не должен думать, кроме как об этом чёртовом раке? — спросил Пит.
— Нет, конечно, — охотно переменил тему Теодор. — В следующую субботу франкфуртцы останутся ни с чем.
— Ты так думаешь?
— Да.
— Ты знаешь, о них нельзя говорить так однозначно. Это самая своенравная команда Бундеслиги. Один раз они могут сыграть отвратительно, а потом сметают всех противников, как чемпионы мира.
— Но только не в следующую субботу, Пит.
Оба опять погрузились в футбол, общую для них тему, и отвлечь Пита можно было только этим. Теодор знал, с кем имеет дело. (Пит, конечно, тоже.)
— Почему ты в этом так уверен, Тео?
— Потому что я знаю, против кого они должны будут играть.
Пит вопросительно посмотрел на Теодора. Он был не в курсе, так как больница и связанные с этим переживания отвлекли его от программы Бундеслиги на некоторое время; это его сейчас не волновало.
— Ты ведь тоже знаешь это, Пит, — сказал Тео. — Не смотри на меня так.
— Если честно, то не знаю, Тео. Последние два-три дня я вообще об этом ничего не знаю. Они играют на чужом поле?
— Да.
— Где? Может в Мюнхене против баварцев?
— Нет, — ответил Тео и улыбнулся.
— Где же?
— В Кёльне.
Тео рассмеялся. Пит — тоже, и произнёс:
— Ты мошенник, Тео.
— Пит, — заверил его Тео, — ты можешь мне поверить. Я убеждён в том, что «Кёльн» выиграет.
— Тогда и «Шальке» выиграет, — отплатил ему Пит.
— Однозначно.
— Правда я не знаю, против кого они играют.
— Против «Баварии».
— Где? Дома или в Мюнхене?
— В Мюнхене.
Установилась напряжённая тишина и через некоторое время Пит произнёс:
— Теодор!
Редко, когда Пит называл своего друга «Теодором», и это указывало на серьёзность момента. То же самое означало, когда Бергер произносил не «Пит», а «Петер».
— Да? — ответил Тео.
— Я должен поправиться, Теодор.
— В каком смысле, Петер?
— Они не смогут выигрывать эту игру. Какую-либо другую — да, но не эту.
— Ты говоришь о кёльнцах?
— Нет, к сожалению о «Шальке», Теодор.
— Мне тоже жаль, Петер. Ты действительно думаешь, что я считаю гамбургцев слабее, чем твои кёльнцы?
— Вот теперь ты опять показываешь своё истинное лицо.
— Так же, как и ты своё.
Так они обменивались шпильками, пока Тео Бергер не почувствовал, что наступило время идти домой. Когда это произошло, он вызвал такси, так как «загрузился под завязку». Это не означало, что он совсем не мог уже передвигаться. Нет, такого с ним никогда не случалось. Даже с большим количеством алкоголя в крови он держался хорошо, во всяком случае, в физическом отношении. В моральном плане, правда, не очень.
За своей стойкой Теодор не пил никогда или в очень редких случаях. Он возмещал это у стойки Пита. Пит Шмитц поступал также. Таким образом, это гарантировало, что трактиры, которые им обоим принадлежали, имели безупречную славу.
В такси Теодор испытал то, чего с ним никогда не случалось. Он сел на сиденье рядом с водителем и, страдая от частой икоты, мешавшей говорить, пристал к водителю с рассуждениями о современной торговле людьми.