Мне хотелось задать Аль-Мактуму вопрос весь день, он вертелся на моем языке постоянно. Пока мы были с мамой это было невозможно.
Стоило нам сесть в машину, чтобы отправить домой, я задала его сразу же:
— Почему ты сказал ему про семью? — такой глупый и наивный вопрос. Как будто он сейчас скажет что-нибудь романтическое. На какой ответ я надеюсь?
Аль-Мактум улыбается, обнажая свои белоснежные зубы. У него очень красивая улыбка, которая точно свела ни один десяток женщин. У Эмира есть одно достоинство. Он не лжец, не бросается словами на ветер.
— Потому что ты моя наложница. Часть семьи.
— Наложница — не семья. — поправляю его, испытывая разочарование.
— Почему? Ты принадлежишь мне, ты моя женщина. Ты можешь стать матерью моих детей. Так почему ты не часть семьи?
Аль-Мактум застаёт меня врасплох. Вроде бы говорит очевидные вещи, но я не думала раньше о том, что мы не предохраняемся, соответственно в любой момент я могу забеременеть.
Какая же я дура! Погружённая в переживания о своем статусе, я не подумала о такой важной мелочи. Завтра я могу стать матерью. Это точно свяжет меня по рукам и ногам.
— Разве наложницы рожают? — задаю глупый вопрос, просто нужно хоть как-то продолжить этот разговор, завернувший в неизвестное направление.
— Да. — поясняет Ахмед, как ребёнку. — Ты сама окрестила себя шлюхой. В моей стране быть наложницей Эмира — честь.
— А я думаю, что у меня радости в жизни прибавилось, такая честь выпала. — закатываю глаза, не удерживаясь от едкого комментария. — Ты сам говорил, что я могла бы быть твоей любовницей, но стала наложницей… И сам поставил любовницу на ступень выше! Для меня и любовница — шлюха…
— Не так… Если бы ты моей любовницей, мы были бы вместе по другим законам, я бы считался с твоим мнением, но ты стала моей наложницей, поэтому будешь жить по тем, какие предписаны — нравится тебе это или нет.
— Твой охранник сломал сегодня руку полицейскому за то, что он тронул меня… зачем ты отдал такой приказ?
— Для любого араба унижение, если его женщину трогают. Для Эмира — позор, если кто просто посмотрит на его наложницу. Никто не имеет права кроме меня касаться моих наложниц. Даже моя охрана… — с этими словами я вспоминаю, как меня пытался задушить Амин. Бросаю на него красноречивый взгляд, но удерживаюсь. Не сегодня. Не буду ничего говорить Ахмеду, у меня нет никаких доказательств.
— Сколько у тебя наложниц?
— Одна. — отвечает Ахмед и оборачивается ко мне, это прозвучало как вызов. Мне становится жарко. Я снова хочу выброситься из этой машины. Зачем он так смотрит на меня? Я должна что-то понять из его взгляда?
Я единственная его наложница. Пока. В голове пролетают слова мамы, что Аль-Мактум останется с той, кто подарит ему спокойствие.
Не знаю, как ему, но мне сразу становится жарко в машине. Очень душно. Будто за окном градусов пятьдесят, и машина накалилась до предела. Хочется пить, меня словно высушили изнутри.
Моя влюблённость в Ахмеда иногда толкает меня на странные поступки, которые я не могу назвать разумными и потом объяснить. Я наивная дурочка. Жизнь меня ничему не учит. С ним нужно быть осторожнее, беречь своё сердце от него, а я как масло растекаюсь от его взгляда и любого тёплого слова.
Аль-Мактум рывком притягивает меня к себе, усаживая на колени и впиваясь губами. Язык Эмира требовательно проникает в мой рот, пробуждая тело. Чувство такое, что я страждущий странник, который после долгого путешествия припал к живительному фонтану, утоляя жажду.
Тело тут же оживает и отзывается, требуя чего-то больше, чем просто поцелуя. Я соскучилась по нему.
Его руки сминают мои ягодицы, пощипывают их, прижимают меня к его каменному стояку. Член Ахмеда уже был готов, просто рвался в бой. Он хотел меня не меньше моего. Это льстило.
С губ слетают стоны. Я даже забываю об Амине, который за рулём машины, он все это слышит, даже видет в зеркале заднего вида.
В моей голове проносится, что нечто о стыде, но тут же эта мысль затирается сильным желанием почувствовать Ахмеда в себе. А еще то, что он вытворял своим языком с моим, погружало меня в анабиоз, я просто была не способна ни о чем думать кроме его жадного поцелуя и мягких губ.
— Ахмед! — беру в руки его лицо и сама прижимаюсь всем телом. Безупречные черты лица вызывают эстетическое наслаждение, как же он красив. Внутри душит ревность, вчера он был с моим однокурсницами, изменял мне, если можно так сказать. Глупо его оправдывать, обманывать себя, говоря, что он делал это мне на зло. Это повторится. Таков Ахмед.