Но всё это, конечно же, не могло меня утешить. Горек мне был вкус победы! Сефирос предлагал мне обратиться к ментальным психологам, но я даже не стал его слушать. Я лишь умолил его отдать Анну мне, а не оставлять её в клинике или заключать в склеп. Очень неохотно, но директор дал-таки разрешение. Какой-либо специальный уход за пребывающими в спиритической коме не требовался — Анна находилась вне времени, её тело не старело и не изменялось, никакие живые процессы не протекали в нём. Я удалился в свою потустороннюю усадьбу. Я заказал роскошное хрустальное ложе — нет! я не скажу слова «гроб»! — и велел подвесить его на серебряных цепях в одной из множества пустующих зал моего дома. Я сам уложил свою возлюбленную на бархатные подушки и закрыл над нею тяжёлую прозрачную крышку.
И здесь теперь я проводил долгие сумрачные вечера, всматриваясь в дорогие черты и горестно взывая иногда к своей любимой. Но лишь глухая тишина бывала мне ответом. Однако изредка я будто бы наяву слышал, как откуда-то из невероятной дали безумно и страшно смеётся призрак проклятого рода над судьбою своей несчастной дочери.
Конец