— Я понимаю, вы мне не очень верите. И это естественно. Это надо испытать самому… — то есть, конечно, ни в коем случае. Прошу прощения. — Однако я вспомнил: у меня осталось еще одно вещественное доказательство. И я вам сейчас его покажу.
— «Осталось» от чего? — спросил я, когда Сергей Сергеевич вернулся из спальни.
— Не «от чего», а «почему». — Потому, что их было больше. — Что вы на это скажете?
На ладони у него лежал клочок бумаги, на котором черными чернилами было написано:
Я ВЕРНУСЬ
Ничего сверхъестественного. — Почерк четкий, чуть ли не каллиграфический, единственная особенность — буквы наклонены немного влево. Пожалуй, цвет чернил не совсем обычный: слишком черный, — темно-черный, монотонно-черный, — не знаю, как определить. И без той рыжины, которую дают засохшие чернила. Я перевернул клочок и увидел, что и с обратной стороны тоже четко проступают буквы. — Чернила проели бумагу.
— Что за чернила?
— Это не чернила, — с мрачной торжественностью сказал Сергей Сергеевич. — Я просил сделать анализ.
— И что же оказалось?
— Оказалось, что такого состава наука, грубо говоря, в глаза не видела. — Вернули листок и тоже спросили у меня, что это.
— Что же это, неземное послание, что ли? С иных планет?
— Ну-ну. Не занимайтесь ерундой.
— Тогда что это?
— Я то же самое могу спросить у вас.
— И давно вы его получили?
— Недели две назад. Без конверта, без ничего. Так и нашел в ящике. — И, как прочитал, мне стало страшно. Без причины. — Ведь вы согласитесь, что ничего конкретно ужасного в тексте не содержится?
— Да, но, однако же, странно это все.
— Вот видите, теперь и вы признаете, что это странно.
— Ну хорошо, а что вы об этом думаете?
— А я думаю, что это связано с той историей, которую я вам хотел рассказать.
— Так рассказывайте.
— Да. Чем я закончил?
— Вы еще толком и не начали. Остановились вы, кажется, на чужой жене и на том, что она на вас смотрела…
— Да, теперь вспомнил. Жена у него просто прелесть… Но дело не в этом. — Засиделся я за разговорами. И решил на ночь у них остаться. Благо пятница была. — Сходил в контору, позвонил в город; объяснил, что все дела уладил и вернусь в воскресенье. — На природе захотелось отдохнуть, — передразнил сам себя Сергей Сергеевич. — Солнце, речка, начало июля… Ну, да что же теперь…
Вернулся к Петру. Еще посидели. Раков наварили, Петр из холодильника пиво достал… У них, кроме дома, еще флигель есть. Постелили мне там. Предложили в баню сходить: как раз пятница, баня топилась. Ну, ушли они спать, — в деревнях ведь рано ложатся, — а я еще по саду бродил, жизнью наслаждался.
Часов около десяти пошел я в баню. Взял с собой баллон пива. Баня уже начала остывать, но жар был еще хорош. Эх, и попарился я!.. До сих пор с удовольствием вспоминаю. Попаришься — вылезешь в предбанник. Отдышался, пива попил — опять в баню. Сплошное удовольствие!.. Петька, эстет, поставил в предбанник не только лавку, но и столик маленький. — Тоже, стервец, небось, пиво там попивает… Единственное до сих пор не пойму, — зачем с обратной стороны в столик был нож вбит? Кого он там загубить намеревался?
— Нет, Сергей Сергеевич, — перебил я, — это какой-то обряд есть… Только вот не помню, зачем это делают…
— Серьезно? — Вот оно что. А я голову ломал. Дело в том, что у него и в домашнем столе тоже нож. Я наутро чуть не настрекнулся. — Не вспомнили, что за обряд?
— Нет, — покачал я головой. — К сожалению…
— Ну ладно. Можно в книгах поискать. Потом посмотрю. — Итак, значит, сижу я в бане, пиво пью. — Покой! Блаженство!.. Полное счастье. — А если уж мечтать об абсолютном идеале, то сюда бы еще…
И только я помечтал, в дверь мягко постучали. Я замотался в простыню и открыл. — Вошла Ира.
— С легким паром, — сказала она.
— Спасибо.
— Я думала баню посмотреть, а вы, оказывается, еще здесь.
— Да. Здесь хорошо.
— Может, вам что-нибудь нужно?
— Нет, спасибо. Все есть.
— Ну, тогда я пойду.
— А что же Петька, ленивец, вас погнал? Самому лень посмотреть?
— Он спит. — Сказала она и хитро улыбнулась.
Она явно не торопилась уходить. Я понял это, и, в конце концов, решился. Задвинул входную дверь на засов и обнял мою гостью. На ней был только халат, и я…
…и я услышал шаги за дверью. Ира мгновенно отскочила и бросилась в баню. На дверь нажали и, убедившись, что заперта, постучали. Я запахнулся простыней плотнее и открыл. — Будь что будет.
На пороге стоял заспанный Петр.
— Баню решил проверить.
— Я еще моюсь.
— Ну, тогда мойся.
— Не волнуйся, я сам потом все сделаю.
— Хорошо. Тогда я пошел.
— Я с тобой пройдусь. Проветрюсь.
И я пошел вместе с ним, болтая что попало, лишь бы увести его поскорее. Так мы и дошли до дома.
— Эх, — сокрушенно вздохнул Петр, глядя на дверь, — опять забыл дверь притворить. Беда, если хоть один комар заскочил. Жена меня съест.
— А хороша у тебя, собачий сын, жена!..
— Хм, — довольно ухмыльнулся Петр, — вот уж правда.
— Она местная?
— Нет, из города тоже. Но по ней не скажешь. Соображает все по хозяйству, как здешние бабы. Я бы без нее тут давно погорел, или по миру пошел. — Все, что надо, даже во сне помнит. — Да вот взять хотя бы ту же баню. — Я-то проснулся не за этим. Это жена, когда вставал, проснулась и напомнила. — Вот так вот!..
— Клад, а не жена, — согласился я, а про себя подумал: «Ну, это тебе, милый, не иначе как приснилось…»
Петр ушел, и, подождав немного, я пошел обратно. Подождал еще немного в предбаннике, потом задвинул засов.
— Миледи, — сказал я, распахивая дверь в баню, — рад сообщить вам…
Дальше я не продолжил, потому что в бане Иры не было. От неожиданности я так и сел, где стоял. — Как она могла так быстро улизнуть?..
— «Не придет, — подумал я минут через десять, в течение которых Ирочка так и не появилась. — Петька ее, небось, в страхе держит. Ишь, как исчезла, — глазом моргнуть не успел. — Небось, как Петька пришел, «проснулась» и спросила, убрал ли он в бане… Ну, и ладно…»
Собственно говоря, я так и не разобрался, хорошо ли было то, что она убежала, или нет. — С одной стороны, приятно было знать, что жена твоего друга несмотря ни на что осталась верна ему. С другой стороны, это же было и досадно.
В конце концов, убрал я в бане и отправился к себе, во флигель. Но спать не хотелось. Досада все еще бродила во мне, и заставляла меня делать то же самое. — Я и бродил — по двору, бесцельно, как придется, иногда посматривая на дверь дома. Потом, потеряв окончательно надежду, вышел за калитку и сел на скамейке у забора. Если бы я был поэтом, я сложил бы тогда грустную балладу. Но я не был поэтом, и потому сидел, сгорбившись, на скамейке, глядя куда-то перед собой, в пустоту.
Потом мне — невесть как — почудилось, что я не один на улице, что рядом со мной есть кто-то еще… Я поднял голову, осмотрелся, — и вздрогнул от неожиданности: на меня, шагов с десяти, глядели два темно-желтых огня…
Присмотревшись повнимательней, я увидел, что эти огни принадлежат кошке. Она припала к земле, как будто намереваясь прыгнуть, — и смотрела на меня… Мне показалось — а возможно, и не показалось — что она была крупнее обычной кошки. Но это неважно. Важно, что она меня перепугала.
— Брысь, гадина! — прикрикнул я, топнув для пущей убедительности ногою. — Кому говорю!..
Однако кошка осталась в той же позе, ничуть не испугавшись. Еще и зашипела на меня. Это было возмутительно.
— Ты что, зараза? Не боишься? — и я пошел к ней. Кошка подпустила меня немного и, еще раз зашипев, развернулась и лениво пошла в сторону речки. Я ускорил шаг. Она, оглянувшись, тоже прибавила…
…бежать мне сначала не позволяла гордость высшего существа. Потому мы с кошкой минут пять занимались спортивной ходьбой. Кошка строго выдерживала расстояние. Так мы добрались до пустыря. Он порос густой травой; и тогда мерзкая тварь, словно издеваясь, повернула и некоторое время бежала вдоль границы пустыря, пока не добежала до узенькой тропки, протоптанной в траве почти посередине его. Остановившись, кошка оглянулась на меня, словно предлагая оценить дорогу, которую она великодушно показывает мне, чтоб не утруждать меня гонкой по траве, — и пошла по тропке. — Изумившись ее наглости, я кинулся за нею во всю прыть, уже ни о какой гордости не помышляя. Подхватив на бегу камень, я метнул его в кошку и, конечно, не попал. Схватил еще, опять не попал. Схватил третий — и, не успев бросить, едва удержался, провалившись левой ногой в мягкое. — Дернул ногу, высвобождаясь: не получилось. Чуть было не завалился.