Али принялся показывать им то да се — за презервативом последовала гантель, которую он держал под кроватью, номера «Хастлера» и «Плейбоя», официальный журнал НБА.
— А вот это что? Догадайтесь, — сказал он. «Это» было маленькой черной штуковиной с таймером.
Никто не догадался, и он сказал:
— Это детонатор.
— Для чего он? — спросил Шанкара, встав с кровати и поднеся штуковину к свету.
— Чтобы детонировать, идиот. (Все расхохотались.) Его в бомбы вставляют.
— Сделать бомбу проще простого, — сообщил Шаббир. — Берешь мешок с удобрением, суешь в него детонатор — и все дела.
— Откуда он у тебя? — спросил кто-то из мальчиков, не Шанкара.
— Мустафа дал, — почти шепотом ответил Шаббир.
Мустафа, Мустафа. Шанкара сразу вцепился в это имя.
— А где он живет? — поинтересовался один из близнецов.
— Да там, в Гавани. На перечном складе. А что? — И Шаббир Али пнул близнеца кулаком: — Собираешься бомбу сделать?
— А чего ж?
Снова смешки. Шанкара в тот вечер ничего больше не сказал, только повторял про себя: Мустафа, Мустафа, боясь, что забудет это имя, если так и промолчит весь вечер.
Он сидел, помешивая третий молочный коктейль, и тут в кафе вошли и уселись за соседний столик двое полицейских. Один заказал апельсиновый сок, другой спросил, какие сорта чая подают в этом кафе. Шанкара встал — и снова сел. Он знал: сейчас они заговорят о нем. И сердце его забилось сильнее.
— Взорвался всего-навсего детонатор, он и разбросал удобрение по всему классу. Идиот, который изготовил бомбу, думал, что это совсем просто: сунул детонатор в пакет с удобрением — и все. И хорошо, что он так думал, иначе кто-то из мальчиков мог и погибнуть.
— Куда катится молодежь нашей страны?
— Теперь у них на уме только секс, — секс да насилие. Вся страна обращается в один сплошной Пенджаб.
Один из полицейских заметил, что Шанкара смотрит на них, и сам уставился на него. Шанкара отвернулся. Может, лучше было остаться с тетей Урмилой? Может, вообще не стоило сегодня из дома выходить?
Да, но кто поручился бы, что она — тетя там или не тетя — не выдаст его? От браминов всего можно ждать. Когда он был еще мальчиком, его свозили на свадьбу одного родственника-брамина. Мать такие праздники не посещала, но отец посадил его в машину, а потом сказал — иди поиграй с двоюродными братьями. Мальчики предложили ему поучаствовать в соревновании. Они посыпали брусок ванильного мороженого дюймовым слоем соли, и побеждал тот, кому удавалось это съесть. «Идиот, — крикнул один из них, когда Шанкара воткнул в мороженое чайную ложку и отправил его вместе с солью в рот. — Мы же пошутили!»
Годы шли, и ничего не менялось. Как-то раз один мальчик из школы, брамин, пригласил его в гости. Он согласился прийти, мальчик ему нравился. Его принимали в гостиной — семья была «современная», несколько лет провела за границей. В гостиной он увидел миниатюрную Эйфелеву башню, фарфоровых молочниц и поверил, что здесь с ним дурно обращаться не станут.
Его угостили чаем, печеньями — в общем, постарались, чтобы он чувствовал себя как дома. А уходя, он обернулся и увидел, что мать его друга взяла в руки тряпку. И уже протирает ею кушетку, на которой он сидел.
Похоже, его кастовая принадлежность мгновенно становилась очевидной даже для тех, кому до нее и дела-то никакого не было. Однажды он играл в крикет на Майдане Неру и заметил старика, который простоял весь матч на окружающей поле стене, наблюдая за ним. А когда игра закончилась, подозвал Шанкару и несколько минут разглядывал его лицо, шею, запястья. Шанкара все это время стоял, ощущая полную свою беспомощность, просто смотрел на морщины, лучами расходившиеся от глаз старика.
— Ты ведь сын Васудева Кинни и женщины-хойка, верно?
Старик настоял на том, чтобы Шанкара немного прошелся с ним.
— Твой отец всегда был упрямцем. Он ни за что не согласился бы на брак по сговору. В конце концов он нашел твою мать и сказал всем браминам: идите вы к черту. Нравится вам, не нравится, а я все равно женюсь на этой прекрасной женщине. Я-то понимал, чем все закончится, — тем, что ты окажешься выродком. Не брамином и не хойка. Я сказал об этом твоему отцу. Он меня не послушал.
Старик похлопал его по плечу. Старик прикасался к нему так естественно и спокойно, что Шанкара решил: он не фанатик, не помешанный на своей касте человек, он просто рассуждает о печальной истине, основе нашей жизни.
— У тебя тоже есть каста, — сказал старик. — Брамо-хойка, промежуточная. Священные книги упоминают о ней, и мы знаем, где-то она существует. Это целый народ, живущий отдельно от всех людей. Тебе следует поговорить с кем-нибудь из них, жениться на одной из их девушек. И тогда все снова будет хорошо, все будет нормально.