В конце концов то, что происходило в лачуге, закончилось. Однако Джастин не знал об этом. Бык и его дружки решили, что он умер. Может быть, они были правы. Или почти правы.
Джастин пришел в себя в болоте. Он лежал на самом краю отмели, за которой начиналась настоящая трясина. Его лицо торчало из воды. Он слегка повернулся, лицо оказалось под водой — это-то и привело его в чувство. Нет, Мэллон и его подручные определенно думали, что он мертв. Они бросили его в болото, но тело оказалось на мелководье, и он не утонул. И, очевидно, в последнем проблеске сознания повернулся на спину, выставив лицо из воды.
Я не помню, долго ли Джастин провалялся в болоте. Но, вероятно, долго. Я могу лишь вспомнить какие-то обрывки происходившего там. Сначала я не мог двигаться. Просто лежал в стоячей воде. Когда стемнело, мне стало очень холодно. Помню, мои руки стали потихонечку двигаться. И я немного выполз из воды.
Какое-то время я лежал в грязи, но ноги находились в воде. Я заснул или вновь потерял сознание. Когда открыл глаза, поднималась серая пелена рассвета… И вот тогда Харвей появился. Думаю, я звал его, и он, должно быть, услышал.
Харвей возник в нескольких шагах от меня, как всегда безупречно одетый. Он стоял на самой трясине. Его рассмешило то, что я такой слабый, что лежу как бревно в грязи и грязной воде. Я встал на ноги. И внезапно боль исчезла.
Харвей приблизился. Мы пожали друг другу руки, и он сказал:
— Пойдем, Джастин. Тебе следует выбраться из этого болота.
Я так обрадовался тому, что он пришел, что немного расплакался. Он, увидя мои слезы, вновь рассмеялся и сказал:
— Обхвати меня за плечи. Тебе будет легче идти.
Но я не сделал этого, потому что весь был покрыт грязью и болотными водорослями. А он, Харвей, выглядел великолепно в своем белом из тонкой шерсти костюме. Как будто только что сошел с обложки журнала мод.
И все время, пока мы выбирались из болота, мы не разлучались. Харвей даже не запачкал грязью нижнюю часть брюк. Не растрепал ни одну прядь своих гладко причесанных волос.
Я попросил его идти впереди, указывая дорогу. Он так и сделал. Время от времени оборачивался, смеясь, ободряя меня, разговаривая со мной.
Иногда я падал. Но не позволял ему подходить ко мне и помогать подняться. И он терпеливо ждал, пока вновь я встану на ноги. И, если я не мог это сделать, то полз вслед за ним. Мне даже приходилось переплывать речушки, через которые он легко перепрыгивал.
Так продолжалось два дня и две ночи. Когда я засыпал, какие-то мелкие болотные твари ползали по мне. Я их ловил и пожирал. Или это мне снилось? Я помню еще кое-что из того, что происходило на болоте. Долго и часто кто-то тихо играл на органе. Иногда в небе появлялись ангелы и пели. Но их голоса заглушали доносившиеся из трясины вопли чертей. Или мне это бредилось?
Харвей повторял:
— Еще немного. Еще немного, Джастин. Мы выберемся из болота. И мы отомстим. Всем отомстим.
И он оказался опять прав. Мы выбрались. Мы вышли на сухое поле, где зеленела уже выросшая по пояс кукуруза. Но на побегах еще не было початков, которыми я бы утолил голод.
Мы наткнулись на ручей с чистой водой, совсем не вонючей, как та, что в болоте. Харвей велел мне вымыться в ручье и выстирать в нем мою одежду. Я так и поступил. Хотя мне очень хотелось поспешить туда, где можно добыть хоть какой-нибудь еды.
Я выглядел весьма скверно. Одежда, очищенная от грязи, превратилась в мокрые лохмотья. Я не мог ждать, пока она высохнет. Мое лицо заросло щетиной. На ногах не было ничего — ни носков, ни ботинок.
Мы пошли дальше и вскоре набрели на небольшой фермерский дом. На двухкомнатную хибару, точнее говоря. Из трубы шел дым, и во дворе пахло печеным хлебом. Я пробежал несколько последних ярдов до двери и постучал в нее. Женщина безобразной наружности открыла дверь и тут же захлопнула, прежде чем я успел сказать хоть слово.
Откуда-то силы вернулись ко мне. Возможно, их мне дал Харвей. Но я не помню, находился ли он поблизости в эти минуты.
Я увидел груду поленьев у стены. Схватил самое большое и, используя его как таран, взломал дверь. Я убил эту женщину. Она пронзительно кричала, но я убил ее. И затем набил рот горячим свежим хлебом.
Пока ел, я поглядывал в окно. И вовремя заметил мужчину, бегущего через поле к дому. Я нашел нож и убил его, как только он переступил порог. Убивать ножом оказалось проще и быстрее. Мне это понравилось.
Я еще поел хлеба, не забывая посматривать в окно. Но никто не приблизился к дому. Затем у меня разболелся живот. Я лег на пол, поджав ноги под себя. И, когда резь прошла, уснул.