Боцман, покряхтывая, присел у краешка стола. К нему сунулись было с вином, но он осуждающе покачал головой и извлек из клешей бутылку воды «Аква минерале».
— А отчего это ваш боцман не пьет? — поинтересовалась я у Константина. — И сидит такой печальный, словно на похоронах.
— О мадам, наш друг Бецман — жертва врачебной практики. Так сказать, зримый укор всем работникам шприца и клизмы!
— Да что вы говорите!
— Уй, мадам! Если рассказать вам историю Бецмана, вы таки будете рыдать, как дитя!
— В таком случае, я слушаю.
…История боцмана Бецмана действительно навсегда запала в мою душу. И я часто вспоминаю ее.
Бесстрашный и жизнерадостный боцман Бецман не боялся ни штормов, ни штилей, ни пиратов, потому что сам состоял в храброй пиратской команде каравеллы «Строптивая бабенка», но однажды с ним приключилась простуда — просквозило нордом, когда вязал рифы. Едва корабль вошел в первый порт, чихающий и кашляющий боцман отправился не в таверну, а к доктору. Тот осмотрел Бецмана и обнаружил у него астигматизм, гипергликемию, псориаз, волчанку, болезнь Альцгеймера, климакс, гипогенитализм, перемежающуюся хромоту, отит и бородавки. Боцману выписали такое количество микстур, порошков, мазей, притираний, настоек и эликсиров, что их хватило бы заполнить целый вельбот! И с тех пор боцман принялся сражаться со своими болезнями. Он списался на берег, забыл про море и паруса, забыл славную пиратскую жизнь, а только ходил по врачам, выслушивал их наставления да сдавал анализы. И по прошествии некоторого времени так и не победивший всех своих хворей бывший бравый моряк скончался. Но и в могильной тиши души докторов не давали ему покоя! Они проколупывали дырочки в досках боцманского гроба и шептали длинные списки рецептов, вместе с земляными червями пытались передавать оживляющие микстуры и регенерирующие бальзамы… И боцман не вынес такой смерти. И пришел в Приют Забытых Капитанов, куда был строго воспрещен вход медицинскому персоналу!
Правда, характер у боцмана был безнадежно испорчен долгим лечением. Он отвергал вредные привычки, боялся ревматизма и анемии и грустил о тех безоблачных днях, когда он был живым бесстрашным морским волком, плюющим с фок-мачты на любую хворь…
Тут рассказ прервался, потому что боцман неожиданно запел. Голосок у него был слабенький, поэтому все мы затихли, чтобы расслышать слова его печальной песни:
Боцман допел последний куплет и поправил повязку на глазнице. Скелет попугая, нахохлившись, дремал у него на плече.
Я отерла слезы платочком и ласково сказала:
— Боцман, хотите, я вам череп отполирую? А то он выглядит каким-то подплесневелым.
— Мерси, — поблагодарил боцман печального образа. — Вынужден отказаться от вашего лестного предложения, мадам, поскольку это не плесень, а медицинский линимент Флуцинара — Стрептоцидова. К сожалению, я навсегда получил привычку поддерживать с помощью лекарств свое бренное существование…
К этим словам боцмана Бецмана все сидевшие за столом прислушались с уважительной печалью. Молчание нарушил скелет с ермолкой на черепе:
— Я вам таки скажу, что доктора — это нечто! Единственные, кто умеет нас, моряков, мало-мальски лечить, так это судовые эскулапы, у которых на все болезни, от поноса до гангрены, есть одно вернейшее средство — пинта ямайского рома напополам со жгучим перцем. Вот такое лекарство подымет мертвого!
— Почтеннейшая публика, позвольте вам рассказать одну весьма поучительную историю, касаемую всякой медицины и прочих Гиппократов, — стуком фаланги указательного пальца о бокал призвал к вниманию скелет, доселе молчавший и представившийся нам как штурман Сведенборг. — Это было давно, еще в те славные времена, когда я топтал палубу барка «Святая Целестина». Служил с нами на барке матросом один парень — дюжий молодец, высокий, плечистый и такой силы, что мог одной рукой втугую крепить стаксель, когда судно ложилось в крутой бейдевинд и шло против штормового ветра… Но при такой силе этого парня не очень любили в команде, хотя уважали и никогда не задевали ни словом, ни кулаком. Да и не виноват он был в том, что родился с таким уродливым лицом! Как будто кожу на всей его физиономии зашивали парусной кривой иглой, чтоб не расползлась. Поглядишь на такое лицо и решишь, что перед тобой выходец из могилы и гнусный убийца, хотя на самом деле парень был кроток, как ягненок, добр, как ангел, чурался драк и в каждом порту при удобной оказии отправлял письма домой… Как-то я расспросил его о родителях и даже, набравшись храбрости, спросил, как получилось, что лицо у него напоминает плохо сшитый кожаный кошель, и парень, смущаясь, поведал мне историю своего рода. У меня даже дух захватило! Оказывается, отец парня не родился обычным для всех потомков Адама способом, а был создан из останков разных людей каким-то безумным доктором…