... И эти семь дней мы провели так, чтобы запомнить их надолго.
Мы втроем гуляли по Одессе, смотрели гастроли петербургского балета в театре, напоминавшем изнутри расшитый золотым бисером алый бархатный кошелек... Купались в прогретом солнцем море, фотографировались с пляжными обезьянками и резиновыми крокодилами, кормили с рук хитрых и поджарых лиманских чаек... Потом были торжества по случаю спуска на воду теплохода "Авдей Белинский", Яська излазил этот новенький туристический теплоход от капитанской рубки до последнего гальюна и пришел в полный восторг.
Словом, нам было весело.
И каждый старался не показывать, как на самом деле ему тоскливо и боязно.
Хотя Яська вряд ли тосковал и боялся. Он по характеру - вылитый отец, уже душой был там, среди рваных парусов "Летучего Голландца". И нам оставалось только смириться с этим.
Ночь отплытия выдалась лунной и почти безветренной. Мы в компании одесских морских душ шли по пляжу, галька шуршала под ногами, маленькие пенистые волны коварно старались залить сандалии... Григорий и Константин веселили Славку анекдотами, боцман Бецман, отмахиваясь от своего попугая, рассказывал мужу, как лечить ревматизм при помощи вытяжки чертополоха... Вежливый Сурикян вызвался нести сумку с Яськиными вещами (в последний момент я ухитрилась засунуть туда срочно купленные в универмаге теплые ботинки, брюки и свитер, хотя сын клялся, что в южных широтах это ему не понадобится). А скелет в ермолке ласково утешал меня:
- Мадам, не беспокойтесь за вашего мальчика! Он родился под счастливой звездой...
- Он родился под кометой Хиякутаки...
- Ох, мадам, не надрывайте свое сердце. Я последовала разумному совету, стиснула свою тоску в кулаке и сосредоточилась на материнских наставлениях:
- Не забывай каждый день чистить зубы! Мой руки перед едой и после посещения туалета!
- Не сквернословь, веди себя прилично и аккуратно обращайся со своей одеждой! Думаешь, если это корабль-призрак, так уже можно ходить страшным, как вокзальный бомж?!
- Ни в коем случае не пей рома! И вообще никаких напитков крепче молока! Яська, ты слышал, что я сказала?!
- Если ты там станешь курить, я об этом узнаю. Не ручаюсь за последствия.
- Надеюсь, ты понимаешь, что, сойдя на берег в каком-нибудь порту (а вдруг!), ты должен провести свой досуг в библиотеке, а не в баре или борделе... Что такое бордель?.. Это такое место, что-то вроде стоматологической клиники. Ну вот, теперь я спокойна: туда ты ни за что не пойдешь.
- Не вздумай носиться по вантам, лазить на марсовую площадку и кататься на якоре. Ты капитан? Вот и веди себя соответственно.
- Если на корабле вспыхнет бунт, начинай громко, плавно и размеренно (как я тебя учила) читать "Илиаду". На греческом, конечно! Это сработает лучше, чем пушки.
- Ни в коем случае...
- Не вздумай...
- Даже и не пытайся...
- А вот это исполняй неукоснительно...
- И не забывай про нас.
- И поскорее возвращайся...
* * *
На посеребренной тафте морской глади возникают очертания уже знакомого мне корабля и с каждой минутой становятся более четкими и зримыми. На мачтах горят огни святого Эльма. Черные паруса напоминают куски звездного неба.
Мы стоим на пирсе и ждем, когда борт чудо-корабля поравняется с нами. Обычный корабль не смог бы здесь пришвартоваться. А этот - может.
Подают сходни. У фальшборта стоит хранитель "Летучего Голландца".
- Добро пожаловать на корабль, капитан, - говорит он Славке.
У меня перехватывает дыхание. Славка обнимает Авдея и меня, смотрит на нас - счастливо и умоляюще:
- Мне пора!
- Да, - киваю я. - Ступай. Чего уж разводить церемонии...
Славка поднимается на борт и машет нам рукой:
- Все будет хорошо! Я вернусь!
- Да, - шепчу я одними губами и теперь уже вовсю плачу. - Именно так и будет.
Огни на "Летучем Голландце" вспыхивают ярче, приветствуя своего капитана. Корабль стремительно сливается с окружающей темнотой, и уже через минуту море абсолютно пусто и спокойно, словно и не было никакого корабля.
- Я боюсь за него, - говорит Авдей.
- Не бойся.
Я показываю мужу маленький пластиковый пакетик, в которых обычно продают кулончики или сережки. Только вместо украшений в пакетике - прядка пушистых Славкиных волос.
- У него на груди, в ладанке - прядь моих волос, - говорю я, сглатывая слезы. - Ты не думай, это не пустая сентиментальность. Волосы всегда были проводником чародейной силы, и я как бы установила между собой и сыном волшебную связь. Над его волосами я буду каждый день шептать заклинания, чтобы его путешествие проходило благополучно; а если, не дай Вальпурга, что-нибудь с ним случится, его локоны изменят цвет. Но случиться ничего не должно, потому что я, моя ведьмовская сила - с ним, в пути, в ладанке, которую он носит.
- Так вот откуда пошла традиция обмениваться локонами...
- А ты думал! - Слезы уже прошли, оставив после себя ощущение легкой печали. - Таким образом между близкими людьми устанавливалась крепчайшая ментальная связь, крепчайшая, как волос.
- Волос тонок...
- Да. Только может выдержать подвешенную к нему гирю в несколько килограмм. Впрочем, это уже физика. А я, если ты успел заметить, предпочитаю заниматься магией. Кроме того, если уж пошла речь о защите, Славка заговорен весь - от макушки до пяток - от болезней, от врагов, от шквального ветра, долгого штиля и горького разочарования. Я такой кокон охранительных заклинаний вокруг него сплела! Плазмометом не возьмешь!
- Чем? - впервые за весь вечер Авдей захохотал.
- Плазмометом. Или этим... молекулярным деструктором. Ну, в общем, всей этой фигней, которой вы снабжаете своих фантастических героев.
- Слушай, Вика, с твоими способностями стране просто не нужна армия.
- В принципе, да... Любимый...
- Да?
- Почитай мне стихи, а?
- Ты это серьезно?
- Абсолютно. Ты посмотри, какая ночь! Море, звезды... Сын уплыл на корабле к неведомым берегам... А душе тоскливо. Почитай, Белинский, развей мою печаль.
- Завтра в Одессе выпадет снег, - убежденно заявил муж. - Ты лет пять не просила меня стихи читать!
(А у меня было время их слушать?! Когда трое детей скачут вокруг! Я даже с радио ушла и привыкла к роли домохозяйки - матери семейства. Но об этом лучше не надо.)