Чтоб вы его любили,
Чтоб быть у ваших ног».
Увы! У несчастного началось заражение крови, и спустя пять дней Колиньи умер.
«Таким образом, — говорит мадемуазель де Монпансье в своих „Мемуарах“, — завершилась комедия, нанесшая большой ущерб королевской власти и посеявшая первые семена разногласий и беспорядков… Можно сказать, здесь таится исток смуты, так долго сотрясавшей Францию».
В самом деле, из интриг и заговоров, возникших вследствие двух любовных писем, выросла Фронда…
ЧТОБЫ ОСТАНОВИТЬ ФРОНДУ, КОНДЕ ХОЧЕТ ДАТЬ АННЕ АВСТРИЙСКОЙ ЛЮБОВНИКА
Слабый пол принимал большое участие в событиях Фронды, и эта шутовская революция была почти целиком делом рук женщин.
В начале 1644 года нападки на Мазарини потеряли свою остроту. Народ, не способный к продолжительной ненависти, лишь повторял со смехом и с перемигиваниями то, что впоследствии напишут историки в своих трудах: «Кардинал был первым министром при Анне Австрийской».
Шутка эта не отличалась тонким остроумием, но обладала достаточной скабрезностью, чтобы парижане вели себя спокойно в течение четырех лет.
Но в 1648 году из-за пустякового повышения налогов вдруг разразился с необыкновенной силой мятеж против человека, делившего ложе королевы.
Внезапно парламент, охваченный демагогическим рвением, восстал против своего первого министра, потребовав сократить подати, защитить доходы и учредить специальную палату правосудия, дабы «должным образом карались лихоимство и злоупотребление в сфере финансов».
Разногласия не были серьезными и могли быть легко улажены, если бы в дело не вмешалось несколько красивых дам, чрезмерно возбужденных начавшимися беспорядками. Нужно сказать, что женщины, которые, как мы уже видели, часто служат причиной великих потрясений, более восприимчивы, нежели мужчины, к безумным помыслам. Между тем Европа сотрясалась в мучительных конвульсиях. Англия, под водительством Кромвеля, подняла руку на собственного монарха — короля Карла I судили и обезглавили подданные, а в это же время янычарами был удавлен султан Ибрагим…
Словно бы опьяненные порывами отравленного ветра, женщины неожиданно впали в самое настоящее исступление. Мадам де Лонгвиль, мадам де Шеврез, мадемуазель де Шеврез, мадемуазель де Монпансье, чье затянувшееся девство болезненно влияло на рассудок, прекрасная Анна де Гонзага, будущая принцесса Пфальцская, вдруг занялись политикой и стали командовать мужчинами, подстрекая их к крайним мерам.
Очень скоро болезнь поразила всех дам и юных барышень королевства. Сент-Бев рассказывает нам, что говорил Мазарини о современных ему француженках первому министру Испании дону Луису де Аро: «Добродетельная женщина не ляжет спать с мужем, а доступная бабенка с любовником, не обсудив с ними прежде государственные дела; они желают все видеть, все слышать, все знать, но и это еще не самое худшее, потому что им хочется во всем принимать участие и во все вносить смуту. В особенности три дамы — герцогиня де Лонгвиль, герцогиня де Шеврез, принцесса Пфальцская — привносят в нашу жизнь такой беспорядок, какого не испытывал даже Вавилон».
Смута и в самом деле оказалась настолько беспорядочной, что почти невозможно написать последовательную историю этой необыкновенной гражданской войны.
Под влиянием легкомысленных, безрассудных или капризных женщин такие люди, как Ларошфуко и Конде, без конца меняли союзников, переходя из правительственного лагеря в партию самой радикальной оппозиции и обратно. Непостоянство было отличительной чертой Фронды, которую один из историков сравнивает с балетом…
Все началось, как известно, с ареста Брусселя, влиятельного члена парламента. За несколько часов парижане извлекли из своих погребов все пустые бочки, и 26 августа в городе возникло около двух тысяч баррикад [12].
К утру 27 августа сто тысяч вооруженных людей охраняло улицы…
Столица восстала, подстрекаемая тайными агентами весьма странного священнослужителя, который радостно потирал руки, оставаясь все время за кулисами.
Его звали Поль де Гонди, и он занимал должность коадъютора при парижском архиепископе. Однако известность он обретет под именем кардинала де Реца.
Этот человек, которому суждено было стать одним из величайших смутьянов XVII века, выплыл на поверхность политической жизни довольно неожиданно. Вероятнее всего, он так и остался бы в безвестности, если бы — отметим этот факт, ибо благодаря ему лишний раз подтверждается значение любви — не имел такой склонности к распутству. В самом деле, возвышением своим он был обязан женщине. История эта весьма любопытна, и не все ее знают. Предоставим слово одному из авторов XVIII века:
«Страстное увлечение женским полом обнаружилось у знаменитого кардинала де Реца уже в ранней юности: камердинер его, заметив это, стараясь ублажить хозяина, делал все, чтобы удовлетворить его похоть. Недостойный слуга рыскал всюду, отыскивая привлекательных девиц и соблазняя их деньгами. Наконец, он уговорил одну гнусную владелицу булавочной лавки продать ему за полторы тысячи ливров племянницу, которой было всего четырнадцать лет и которая отличалась ослепительной красотой. Юная жертва алчности и блуда была доставлена в Исси, где ее ожидало бесчестие; при ней находилась старшая сестра, дабы подготовить ее к этому ужасному испытанию.
На следующий день молодой аббат примчался в Исси; но едва он подступил к несчастной девочке, как та залилась краской, на глазах у нее выступили слезы, вся она затрепетала от страха, почти потеряв сознание.
Добродетель всегда вызывает к себе уважение, и в ее присутствии порок умолкает. Аббат де Гонди, совершенно забыв о цели своего визита, помышлял теперь только о том, чтобы утешить несчастную, и расстался с ней, так и не удовлетворив своих желаний.
Однако он не мог забыть о прелестном создании и, чувствуя, как все сильнее разгорается в нем страсть, на следующий день снова устремился в Исси, намереваясь потребовать то, что принадлежало ему по праву. Девица стала говорить, что он прогневит небо, если обесчестит ее против волн; что не подобает ему пользоваться низостью и за деньги покупать девственность;
Наконец, голос ее пресекся от слез и тяжелых вздохов. Она упала перед молодым аббатом на колени. Тот был потрясен до глубины души добродетелью столь юной девушки: краснея при мысли, что намеревался посягнуть на такую чистоту, он решил должным образом обеспечить будущность девицы.
Когда стемнело, он усадил ее в карету и повез к своей тетке мадам де Меньеле, которая отличалась чрезвычайной набожностью. Рассказав всю историю, он попросил ее взять молодую особу под свое покровительство.
«Набожная тетушка, растроганная поступком племянника, тут же рассказала о нем епископу де Лизье.
Следует признаться, что нам это намерение кажется довольно странным, но, очевидно, мадам де Меньеле была права. Ибо прелат пришел в восторг, узнав, что Гонди добровольно отказался от мысли изнасиловать девочку четырнадцати лет:
— Это святой человек! — вскричал он. — Он должен быть вознагражден. Я поговорю о нем с королем и с кардиналом де Ришелье.
И в тот же вечер епископ рассказал во дворце историю прекрасной булавочницы.
«Людовик XIII, — продолжает наш автор, — превыше всего ценил честь и порядочность, а потому проникся к аббату де Гонди любовью и уважением и перед смертью приказал королеве даровать ему коадъюторство при парижском архиепископе, говоря, что никогда не забывал об этом молодом человеке с тех пор, как епископ де Лизье рассказал ему историю с племянницей булавочницы».
И наш автор заключает не без ехидства: «Вот как случилось, что слезы молодой девушки вознесли молодого аббата на ту высоту, где его таланты обольстителя развернулись в полную меру, благодаря чему он сумел разжечь во Франции гражданскую войну».
12
Пустые винные бочки — barriques — заполнялись землей и скреплялись цепями. Сверху на них наваливали булыжники, вывороченные из мостовой. Отсюда и происходит слово «баррикада».