Наши грузовики были не красные, а грязнозеленые, но ехали они бить фашистов, как и те, испанские. Грузовики тоже были мобилизованы, так сказал мне папа. Их в совхозе всего было три. Теперь остался один, самый дряхлый.
Папа в тот день пришел домой позже всех. Серый, глаза ввалились. Я с ожиданием посмотрела ему в лицо, он на ходу потрепал меня по волосам, подошел к маме:
— Лучших трактористов мобилизовали: Валида, Николая Зуева, Хабибуллу Иманова… И ведь еще возьмут. Останемся мы с одними девчатами, — добавил он, усмехнувшись, и привлек меня к себе, — вот с такими тоже. Будете нам помогать? А, Дашут?
— Папа! — горячо сказала я. — Папа! — и обняла его, спрятала лицо, чтоб не заплакать. Отчего, я и сама не знала.
Нам дают задание
Через несколько дней нас, и правда, созвали в школу. Весело и странно было увидеть друг друга за партами в легких цветастых платьях и сарафанах, в выгоревших майках.
Посмотришь назад вдоль ряда — торчат из-под парт босые ноги мальчишек, исцарапанные, пыльные, загорелые — вот смеху-то! — ужасно это странно: парты и босые ноги! Но нас еще маловато собралось, из Октябрьского поселка не пришли, из Матвеевского.
Наша учительница Анфиса Петровна рассказала нам о том, как началась война, сказала, что немцы напали неожиданно, потому что у нас с ними был договор не нападать друг на дружку, и что для нас эта война неожиданная.
Я слушала ее. То же и на митингах говорили, но вот здесь, в школе, за партой, мне вдруг вспомнились наши домашние чтения после ужина, когда все сидят за столом вокруг лампы с книгами и газетами.
Читая газеты, мама частенько вздыхала: «По самому краешку ходим! Кругом гремит…»
— Да-а, — отзывался папа, — Гитлер в союзничках — это как-то не очень уютно.
Я не любила переспрашивать и вообще задавать вопросы, когда можно было и так, по разговорам, догадаться, о чем думают взрослые. Иногда мне очень хотелось задать сто вопросов, но я стремилась следовать правилу индейцев Фенимора Купера: «Поменьше спрашивай — побольше знай». Этому правилу они учили своих детей, и оно казалось мне и мужественным и хитрым. Воин должен быть сдержанным.
Я понимала, что папе и маме не очень нравится наша дружба с Германией. Я слышала, как они называли Гитлера Главарем фашистов. Еще раньше слышала, до войны. И сейчас в школе я вспомнила, что и генерал Франко, который разгромил Испанскую республику, и он фашист! И удивилась я самой себе: как это я не думала раньше про Гитлера и Франко одинаково? Ведь уже знала! Надо было спросить, как это получается: знаешь, а не думаешь? Анфиса Петровна да и все говорят, что Гитлер притворился союзником… Притворялся-то притворялся, а люди давно говорили…
Нет, пожалуй, не скажешь, что не ждали войну. Ждали. Говорили про нее.
Анфиса Петровна потом про нас заговорила. Мы уже перешли в третий класс, уже вон как выросли, и мы должны помочь совхозу.
— Слышали, наверно, от родителей, как много рабочих ушло на фронт, сколько тракторов мобилизовано, сколько коней.
Кто-то засмеялся:
— Трактора мобилизованы?
— Че смеешься?! — погрозил Вазых, у него два брата-тракториста уже ушли на войну. — Трактора и на войне нужны! Они, знаешь, боеприпасы подвозят и все такое, если дороги нет!
— Правильно, Вазых, — как на уроке, сказала учительница.
Все это почувствовали и засмеялись.
— Садись, «отлично», — тонким голоском пропела Зульфия. Она на пасеке жила — и не знала бы, что нас собирают, но как раз сегодня пришла в совхоз в магазин за покупками.
— Ну, ладно, ребята, — продолжала учительница, — я это все к тому говорю, что там, где нам по силам, мы должны заменить фронтовиков. Я узнавала в дирекции, и нас попросили пока, до уборки, заготавливать веники на корм скоту. Липовые веники. У кого есть серпы, поднимите руки.
Руки подняли все.
— Очень хорошо. Мы так сделаем. Сегодня кто-нибудь сходит к октябрьским и матвеевским ребятам и передаст им, что мы решили. Пусть они там у себя тоже этим займутся. Для Октябрьской фермы веточный корм тоже нужен. А послезавтра начнем.
— Я схожу! — выкрикнула я, едва дождавшись, когда учительница кончит. Это же здорово, сходить к Тане, да еще, может, с ночевкой!
Мне разрешили.
Полдороги нам с Зульфией было по пути, и мы пошли с ней вместе. Но сначала зашли к нам, сказать дома. А дома бабуся непреклонно заявила:
— Сначала настриги мне два ведра крапивы, чтобы до завтра хватило поросенку.
Ух эта крапива! Вечно она мне мешает жить! Становится поперек дороги.