- Да политические разногласия.
И Меньшов кратко обрисовал ей ситуацию.
- Ерунда какая-то!- заключила девушка, когда они вышли из квартиры.- Если они не хотят тебя печатать здесь, я могу помочь тебе издаться во Франции. Найму классного переводчика, хочешь?
- Нет,- сердито ответил Сергей.- Никакой подобной помощи я от тебя не приму. Мы с тобой говорили об этом. Бедные французы не виноваты, что у тебя ко мне какая-то симпатия. Вряд ли мои вещи будут им интересны.
- Слушай, тебя, наверное, жена потеряла?- спросила Ира, желая сменить тему.
- Я предупреждал, что задержусь, но, честно говоря, не предполагал, что так надолго.
- Хочешь, я тебе машину вызову?
Из сумочки девушка вытащила сотовый телефон.
- С папиными молодцами? Не надо!- помотал головой Меньшов.- На трамвайчике доеду.
- Я сама их не люблю. Поэтому или вожу сама, или дядю Мишу прошу.
- Это того, что из гаража?- спросил Сергей.
- Ну, да. Ты его знаешь?
- Видел пару раз.
- Это, кстати, единственный родственник наш. Двоюродный брат отца. О, если бы ты знал его историю, то мог бы написать про него роман. Он ведь и в сталинских лагерях сидел.
- Враг народа?
- Хуже. Как тогда говорили, фашистский прихвостень, полицай.
- Он? Ну и родственников ты себе подбираешь. Хотя по нынешним временам, когда все перевернулось с ног на голову, его можно рассматривать, как борца с тоталитаризмом. Герой сопротивления, так сказать,- усмехнулся Меньшов.
- Да нет. Там все сложнее, чем ты думаешь.
Мой отец родом из Белоруссии, из деревушки под Гродно. Немцы пришли к ним через неделю после начала войны и оставались там три года. Отца папы, моего деда, призвали в армию на второй день, но где он воевал и воевал ли вообще, мы так и не узнали. Неизвестно даже, успел ли он примерить военную форму или нет. От него не пришло ни одного письма. Возможно, с ним произошло то же, что со многими в те дни- попал где-нибудь на дороге под бомбежку или под обстрел. Осталась наша бабушка одна с двумя сыновьями Дмитрием- старшим и Александром- моим папой. Жили плохо, голодно. И так это запомнилось отцу, что он вроде и на высоких должностях потом работал и получал неплохо, но всегда нервничал, когда видел, что с хлебом плохо обращаются. Так вот, дяде Дмитрию было шестнадцать, когда он ушел в лес к партизанам. А через полгода его поймали и казнили, а затем и деревню нашу сожгли, и бабушку убили. Отцу же моему повезло, что именно в этот момент он был в соседнем поселке у своей тетки, родной сестры своей матери,- бабы Матрены. Она-то и была мамой дяди Миши. Жили они тоже не богато- баба Матрена болезненная была, а тут еще лишний рот. И если бы не дядя Миша, то, не исключено, что совсем бы пропали. Ему тогда как раз семнадцать исполнилось, и он, чтобы прокормить мать, младшую сестру и двоюродного брата, пошел на службу в полицию. Они ведь тогда порой и траву ели. Совсем плохо было. Отец рассказывал, что однажды чуть от заворота кишок не умер- зерна проросшего наелся.
Дядя Миша и прослужил в полиции всего-то несколько месяцев. Так, на побегушках был- "подай, принеси", и не убил никого, но тут наши как раз Белоруссию освободили. Он с немцами не ушел, а хотел отсидеться в Гродно. Но там его в Красную армию мобилизовали, а потом, когда он уже со своей частью в Польше был, его арестовали и дали десять лет.
Отцу повезло, что у него была другая фамилия. Иначе при коммунистах он бы с такими родственниками ничего не добился, никакой бы карьеры не сделал. А так: мать и отец погибли во время оккупации, старший брат- партизан, замученным гитлеровцами.
Бабу же Матрену с дочерью выслали в Сибирь, где они и погибли. А дядя Миша в лагерях уцелел. Отец с ним случайно встретился, когда дядюшка уже освободился и работал на одной из уральских строек. Папа помог ему устроиться шофером, а когда Советы сбросили и перестали интересоваться прошлым, поставил завгаром. Кстати, дядя- единственный человек, с мнением которого отец считается.
- Так сколько же ему лет? Если он еще и повоевать успел.
- Дяде? Шестьдесят восемь.
- И он работает?
- Да. Давно бы мог отдыхать на пенсии, но ему скучно. Семьи у него нет- не хотел, чтобы его детей преследовали, откуда ему было знать, что все это потом наладится.
Они помолчали. На трамвайной остановке у оперного театра было пусто. Только одинокий бомж, покачиваясь, сидел на лавочке.
- Развелось их в последнее время,- процедил Сергей.- Вот что, одну я тебя здесь не оставлю. Вызывай себе машину, а потом я уеду. Не могу я бросить тебя одну на улице...
Сергей посмотрел на часы.
- ... в одиннадцатом часу вечера.
Затем они стояли в тени будки по продаже абонементов и держались за руки. Говорили ни о чем, как умеют говорить только мужчина и женщина, когда все решено и уже ничего изменить нельзя. Когда важны уже не слова, а тембр голоса и интонация собеседника.
Минут через пятнадцать подъехала машина. Вскоре подошел и трамвай Сергея, один ему пришлось за время ожидания пропустить.
Ирина поцеловала Сергея на прощание и помахала рукой, когда он поднимался по ступенькам в вагон.
- Здравствуйте, Ирина Александровна,- поздоровался с ней водитель, когда она открыла дверцу.
- А, Андрей! Привет!- ответила девушка, садясь на заднее сидение.