Шесть крошечных шаров, размером примерно с грецкий орех, поднялись в воздух, кружа вокруг нас и над нами. Камеры Ораты.
— Вы в прямом эфире, — сказала Ората в мой наушник.
Точно. Больше никаких приватных бесед. Я приглушила звук на экране, показывающем обеденный зал, чтобы он не мешал.
Задняя дверь гостиницы открылась, и появился Тони, выводя Элленду на свет. На ней все еще была золотая краска и ее грубая тканая темная одежда. Выражение ее лица было бесстрастным.
Тони отошел и растворился в темном проходе. Он собирался отправиться в обеденный зал, чтобы помочь Шону.
Элленда подошла к Косандиону. Он наклонил голову на пару дюймов.
— Добро пожаловать, каленти.
Элленда медленно склонила голову. Приветствия не последовало. Начинаем с потрясающего старта.
— Пойдемте, прогуляемся? — спросил он.
— Да.
Они вдвоем зашагали по тропинке, оставляя между собой примерно фут пространства. Я шла на пару шагов позади. Шары Ораты последовали за ним. Мой экран тоже двигался, скользя с ветки на ветку вдоль тропинки.
— Из какой ветви вы родом, каленти? — спросил Косандион. Его голос был спокойным и легким, успокаивающим своим теплом.
— Мой народ родом из Сахавы.
— Страна скал и темных лесов, где в глубине цветут светящиеся цветы авы.
В голос Элленды вернулась частичка жизни.
— Да. Вы когда-нибудь были там?
— Мама возила меня туда, когда я был маленьким. Мы провели четыре дня в Доме на утесе. Я помню, как спал в гамаках из паучьего кокона, подвешенных над бушующим морем. Я думал, что это лучшая кровать, которую когда-либо изобретали. Косандион тихо усмехнулся.
— Я удивлена. Гамаки-коконы пугают чужаков.
— Я не чужак. Я дитя Доминиона и дитя умы. Одно не исключает другого.
— Я не хотела вас обидеть. — Осторожность застыла в ее голосе.
Косандион одарил ее еще одной улыбкой.
— Я не принял на свой счет.
Они добрались до пруда, где каменная дорожка огибала воду. Пруд занимал целый акр, мелкий, кристально чистый водоем с большим плоским камнем, выступающим в нескольких футах от его левого берега. Маленькие рыбки шныряли в прохладных глубинах, а на поверхности цвели сверкающие водяные лилии. Каменные скамейки вдоль дорожки служили местом для отдыха. Это было любимое место Шона. Когда в гостинице было затишье от посетителей, мы приходили сюда, купались в пруду, лежали на горячем камне и пили пиво.
Косандион и Элленда продолжили идти по тропинке.
— Вы действительно это имели в виду? — тихо спросила Элленда. — Вы дитя умы?
Косандион закатал левый рукав и поднял руку. Ряд замысловатых белых татуировок, пронизанных золотом, отмечал его темную кожу.
Элленда остановилась и повернулась к нему с решительным лицом. Он повернулся к ней. Они стояли на тропинке совершенно неподвижно, в одной и той же прямой позе. В тот момент они оба выглядели так, словно принадлежат одному народу.
Элленда глубоко вздохнула.
Я приготовилась к нападению.
— Скажите мне, что вас беспокоит, каленти. Вы можете рассказать мне все, что угодно.
— Все, что угодно? — спросила она.
— Вообще, что угодно. Это наш момент. Мое время и мое внимание принадлежат вам.
Элленда выдохнула и закрыла глаза.
Если бы она пошевелила хоть одним мускулом в его сторону, я бы уронила ее сквозь пол. Я потратила много магии, но это не заняло бы много времени.
Женщина ума открыла глаза.
— Не выбирайте меня.
На экране позади них замер Океанский обеденный зал. Никто не шевелился.
— Что вы имеете в виду? — спросил Косандион.
— Не выбирайте меня. Я не хочу быть вашей женой.
О, ничего себе. Такого поворота я не ожидала.
— Моя ветвь в долгу перед внешними силами, — сказала она. — Я здесь, чтобы отплатить за это.
Долг превыше счастья. Конечно.
— Требовалось мое присутствие. Я не хочу выходить за вас замуж. Я не хочу оставаться жить в Доминионе. Не пытайтесь отнять у меня свободу, потому что я буду защищать ее ценой своей жизни. Поэтому, пожалуйста, не выбирайте меня.
Воцарилось молчание. Птицы щебетали на деревьях, рыба выскочила на поверхность воды и плескалась, но два человека передо мной были совершенно неподвижны и молчаливы.
На экране лица «Команды Хмурых» сморщились, у одних от тревоги, у других от возмущения. Их лидер сжал кулаки.
В Косандионе произошла неуловимая перемена. Он казался каким-то большим, грозным, величественным, больше не человеком, а воплощением силы.
— Чего вы на самом деле хотите, дщерь умы? — спросил он.
Элленда открыла рот, а затем заговорила, словно прыгая со скалы.
— Я хочу вернуться домой на свою планету и к мужчине, которого люблю.
— Да будет так, — произнес Суверен.
В его голосе звучала решительность. Мурашки побежали по моим рукам.
— Хранительница, отведите Элленду из ум к порталу. Как только она пройдет через него, Доминион отправит корабль, который доставит ее обратно в родной мир. Ни один гражданин Доминиона никогда больше не побеспокоит ее или ее ветвь.
На экране один из «Команды Хмурых», мужчина в бело-зеленом, встал и направился по проходу к двери.
Куда, черт возьми, он собрался?
Мужчина подошел к столу, за которым сидел Святой Экклезиарх со свитой.
Прозрачная колонна вырвалась из-под пола, запечатав Святого и его свиту внутри нее. Ветер трепал их волосы, когда Шон пустил им внутрь свежего воздуха. В то же время вторая колонна окружила мужчину из «Команды Хмурых», отрезав его от обеденного зала. Он дернулся и рухнул.
Я дала звук.
Звук с ревом ворвался внутрь, существа вскочили на ноги.
Шон перепрыгнул через столы и приземлился посреди зала, его серая мантия развевалась вокруг него. Посох в его руке раскололся, выпустив блестящий зеленый наконечник копья. Его рот открылся, и он взревел глубоким рычанием оборотня альфа-штамма. Это был тот же самый рык, который гремел над полями сражений Нексуса.
— Не двигаться!
Триста существ в обеденном зале замерли на месте.
Глава 18
Когда мы в последний раз покидали гостиницу, свидание Косандиона с кандидаткой умой, Эллендой, пошло не по плану, и ее делегация выступила против Святого Экклезиарха Доминиона. Удастся ли Дине и Шону устранить опасности, собирающиеся вокруг Суверена? В следующем главе «От всего сердца» уже на этой неделе…
Заключенный свисал с потолка тронного зала, его тело было заковано в путы гостиницы. Делегация Кипоро стояла под ним с мрачными лицами, готовая к каким-то действиям, если только они смогут понять, что нужно предпринять. Называть их «Хмурыми» в своей голове не казалось больше уместным.
Остальных делегатов попросили вернуться в свои апартаменты. Остались только приближенные Суверена и наблюдатели. Каждый момент будет транслироваться в прямом эфире. Косандион подчеркнул: ему нечего скрывать ни от Доминиона, ни от остальной Галактики.
Теперь он сидел на троне с суровым и холодным выражением лица, наблюдая за массивным экраном позади заключенного. На нем Тони вел Элленду к порталу. Они остановились перед круглыми воротами. Ее голова была высоко поднята. Она повернулась, посмотрела в камеру и одарила нас ослепительной улыбкой.
Огни по краю портала вспыхнули, зеленое свечение закружилось, женщина-ума вошла в него и покинула гостиницу.
Косандион посмотрел на Шона.
— Что случилось?
— Этот человек пытался убить Святого Экклезиарха, — ответил Шон.
— Как?
— С помощью яда, — сказал Шон. — Микрокапсулой, запечатанной внутри его зуба. Он прикусил ее и выдохнул отравленный пар.
И Шон учуял его, несмотря на то, что находился на расстоянии сорока футов. Сотни хранителей гостиниц наблюдали, как он подавил попытку убийства. Никто не стал бы спорить с простым фактом: Шон Эванс был потрясающим.
— Противоядие уже в его организме, — продолжил Шон.
— Прискорбно, — сказал Косандион. Слово упало, как кирпич.
Лидер делегации Кипоро, худощавый мужчина аскетического вида, уставился на Косандиона с открытой враждебностью.
Святой Экклезиарха улыбнулся. Каждый раз, когда я смотрела на него, его доброе лицо светилось благожелательностью, но в этот момент выражение его лица поменялось, будто другой человек поднялся из глубины на поверхность. Проницательный. Умный. Мощный. Он мелькнул на какую-то долю секунды и снова исчез, лицо опять превратилось в мягкую заботливую улыбку, но я была приучена обращать внимание на мельчайшие детали моих гостей. Что-то в этом было не так.