Груня улыбалась, а Родиону становилось не по себе. «Вот дотошная! — с досадой думал он о девушке. — Вправду ей все это интересно или она нарочно?..»
А Груня, как только замечала что-нибудь новое, чего в ее колхозе еще не было, бежала вперед, смотрела, как запаривается пища в коровьей кухне, и Родион должен был включить рубильник, чтобы показать, как работают соломорезка и жмыходробилка; в амбаре, где очищали горох. Груня набрала полное ведро гороху и, прыгнув на табуретку, высыпала горох в змеевик, лукаво щурясь, слушала, как грохотало, звякало и шумело в жестяных воронках; в столярной пустили строгальный станок, и отец Родиона, Терентий Степанович, с улыбкой поглядывая на красивую девушку, которую привел сын, пропустил через станок брусок и потом показал его, блестящий, гладкий. Родион побывал с девушкой в мастерских, на маслобойне, в овощехранилищах, где огородная бригада при электрическом свете перебирала картошку, и только в теплице Груня заявила:
— Ой, здесь настоящее лето! Отсюда я никуда не пойду…
В теплице пахло талон землей, в ящиках зеленели перья лука, через стеклянную крышу лился теплый и ровный свет, в нем купались горшочки с рассадой.
Груня села на низкую скамеечку, сняла с головы пуховый платок, и каштановые косы скользнули ей на колени. Как слабые отблеск пламени, лежал на лице Груни нежный загар.
Родион стоял поодаль и, любуясь, не отрывал от девушки восхищенных глаз.
Гостей провожали под вечер. Родион решил пройти с ними на лыжах до ближнего перевала.
Едва выбрались за деревню, как с гор в распадок сползли дымные сумерки.
Комсомольцы шли гуськом, прокладывая глубокую лыжню в пушистом снегу. Родион шагал позади всех. Им владело тревожное нетерпение обогнать команду, гикнуть и кинуться вниз по крутому склону, оставляя позади белые вихри. Но, сдерживая себя, он хмурился: «Это ты перед ней хочешь выхвалиться!.. Больно ты нужен ей».
В небе стыла луна, осыпая лесные поляны и дорогу голубой пылью.
У моста лыжники сделали привал и разожгли костер. Над рекой стлался легкий пар, точно она дышала, засыпая на морозе.
Родион пробрался к берегу за хворостом и остановился у обледенелого камня.
Хруст ветки за спиной заставил Родиона вздрогнуть. Он обернулся, и предчувствие чего-то необыкновенного, что должно было сейчас произойти, сковало его.
Позади стояла Груня. На плечах ее шубки сверкал осыпавшийся с веток снег.
Она неловко прятала руки в узкие рукава шубки.
— А где же твои варежки?
— Я их там бросила, у костра, пусть подсохнут…
Не долго думая. Родион распахнул полушубок:
— Хочешь, отогрею? Да не бойся!
Мгновение она колебалась, готом несмело просунула ему подмышки озябшие руки и вдруг тихо засмеялась.
— Ты чего?
— Просто так. — Груня чуть отстранилась, и он увидел ее блестящие, потемневшие глаза и прядку волос, усыпанную снежными хрусталиками.
— Какая ты красивая, Грунь, — точно в бреду, сказал Родион. — Я еще в тот раз, как увидел тебя на лодке, сразу…
— Я знаю, — робко перебила Груня, — я за это время, что мы не виделись, все припомнила…
«Любит», — будто кто шепнул Родиону это слово. Он склонился и поцеловал Груню в теплые, податливые губы.
Она доверчиво прижалась к нему и заплакала.
— Что ты? Что ты? — испуганно забормотал Родион. — Разве я обидел тебя?
Груня покачала головой:
— Потому что я… Потому что ты… ты любишь меня… Я сама не знаю…
Переполненный нежностью и жалостью, он прикрыл ее полой полушубка, ни о чем больше не спрашивая.
Груня и вправду не знала, откуда пришли эта непрошенные слезы: то ли оттого, что прошло ее детство на глазах у суровой, нелюдимой тетки и некому было теперь порадоваться ее счастью, приободрить напутственным родительским словом, то ли оттого, что подоспела та пора жизни, когда человек юн и уже прощается с юностью и не знает, что ждет его впереди.
— Гру-ня-я! Пое-ха-ли-и!..
Она вытерла слезы и отстранилась.
— А как же я? — спросил Родион.
Груня задумчиво посмотрела на далекие снеговые вершины, облитые лунной глазурью.
— Какой ты чудной! — в голосе ее были удивление и нежность. — Приезжай к перевалу в воскресенье. Ладно?
Родион радостно закивал: он был на все согласен, лишь бы скорее увидеть ее снова.