Итак, я прокручивала в своей голове эти великие мысли, едучи в своем маленьком автомобильчике к Катрин Денев. Позвонила в дверь. Актриса открыла мне, и я сразу забыла о своих мрачных прогнозах. Передо мной стояла великолепная женщина, которая, казалось, едва перешагнула тридцатилетний рубеж. Она выглядела такой веселой, такой естественной, такой теплой и такой свободной, как будто встретила одноклассницу. Увы, оговорюсь сразу, это не так, я много старше Катрин Денев (это преимущество все чаще выпадает на мою долю; правда, я настолько не сильна в организаторстве и самозащите, да и зрелой себя до сих пор не ощущаю, так что ни чувства превосходства, ни сознания своей неполноценности у меня от этого не возникает).
Чтобы покончить с моими рассуждениями о «звездной» судьбе, скажу сразу же, что, хотя Катрин Денев, безусловно, обладает всеми данными «звезды» – и внешностью и талантом, – слава не стала для нее одержимостью, она не расположена ни к излишествам, ни к разрушениям, ни даже к некоторым удовольствиям, которые, возможно, привносит эта одержимость; очевидно, она может повторить вслед за Шатобрианом, что славу делишь сегодня с преступником и пошляком. Прибавлю, что, когда она говорит о самой себе – как и все – в первом лице единственного числа, она не подразумевает – как многие – третьего лица, перед которым собеседник должен внутренне пасть ниц, а, говоря о своей звездной карьере, объясняет ее случаем, а не некой внутренней необходимостью, невнятным подсознанием, которым старлетки-интеллектуалки так легко и невежественно тычут в лицо журналистам. Короче говоря, Катрин Денев – не претенциозная, не слабая, не глупая, не злая, не заносчивая женщина.
Я берусь утверждать, что для Катрин Денев главное в жизни – это любовь, дружба, человек, люди, счастье, тревога, угрызения совести, удовольствия. Ее поле битвы – это не подмостки и не съемочная площадка. Ее поле битвы – это чувства. И бог весть, как велико это поле. И одному Богу известно, как же я успокоилась после своих мрачных раздумий, поняв, что эта знаменитая женщина – в случае необходимости – через пятнадцать-двадцать лет сможет найти, взглянув в зеркало, на своем лице отблески миллионов глаз, отражение того чувства, с которым на нее смотрели зрители всего мира, и что этим чувством – быть необходимой ради счастья другого человека – она будет не только удовлетворена, но и счастлива.
Мое представление о жизни «звезд» было сразу же опровергнуто самим присутствием Катрин Денев, поэтому я предпочитаю дать слово ей. Вот что я запомнила в тот солнечный и дождливый вечер на площади Сен-Сюльпис, где дрались сизые голуби. Я не буду цитировать мои собственные вопросы, во-первых, потому что я не помню их, и во-вторых, потому что без них читатель, может быть, запишет на счет интервьюера некоторую толику изобретательности и здравого смысла.
«Очень мило с вашей стороны, что навестили меня, но к чему это? Знаете ли, мне особо нечего сказать…»
«Не уверена, смогу ли я, не зная вас, дать вам оригинальное интервью, способное вас заинтересовать…»
«Тогда о чем мы поговорим? Да о чем хотите. Журналисты говорят, что я холодная и отчужденная, но я не считаю себя ни холодной, ни отчужденной, я такая, какая есть, просто терпеть не могу говорить о своей личной жизни. По-вашему, это причуда? Конечно же, нет. Все-таки мы живем в удивительное время, когда каждый вынужден стирать прилюдно свое белье, открывать свою постель или выставлять напоказ свои чувства. По-моему, это ужасно. Заметьте, что я целомудренна не в силу дисциплины, меня так воспитали. Говорят, что целомудрие помогает достичь тайны, а значит, и счастья. Счастливый ли я человек? Как можно знать такие вещи? Я бываю очень счастливой, бываю очень несчастной, а вот середина бывает очень редко».
«Вообще-то, знаете, когда я очень счастлива, мне страшно. У меня создается впечатление, что несчастье, ну, лучше сказать, меланхолия – состояние более нормальное, чем веселье, радость. Когда я счастлива, мне кажется, что потом придется за это расплачиваться, хотя часто мне приходится платить за счастье авансом. Например, я бросила курить, чтобы компенсировать таким образом приятную неожиданность, счастье, которого я не ждала… С ума сойти, да?.. Так знайте: я не считаю счастье естественным состоянием; и, уверяю вас, многие думают так же, как я. Я знаю многих людей, которые боятся счастья, конечно, обожают это состояние, но боятся его. Знаете, я не поклонница Фрейда, не увлечена подсознательным. Но я считаю, что Фрейд прав, говоря, что все определяется в детстве. Я знаю, я убеждена, что в детстве перенесла шок, какую-то травму, когда меня воспитывали, поэтому у меня вечное чувство вины, от которого я никак не могу избавиться. Вам это может показаться странным, но это так. Я с трудом научилась жить в ладу с самой собой, долго дрессировала себя, чтобы не терять равновесия; сейчас я меньше поддаюсь всплескам собственного настроения, и все же у меня бывают периоды глубокой депрессии, как и периоды великого счастья, независимо от моей воли и моего разума – как и у всех, наверное! Никогда не думала, что можно страстно любить жизнь, будучи пессимистом по жизни. Когда я говорю „пессимист по жизни“, я не имею в виду людей. Я не настроена пессимистично по поводу человеческой природы, впрочем, мне это дается легко: я свободна в выборе людей, „моих людей“. Я хочу общаться лишь с теми, кого люблю. С добрыми, верными, честными, умными людьми, способными на чувства. У меня нет ни малейшего желания соприкасаться с иными людьми, терять время на взаимные обиды. Я ненавижу отношения, основанные на силе. Я их всегда ненавидела – в любви, в дружбе, в работе. Вы хотите, чтобы мы поговорили о моей работе? Ну что же, скажем так, я занимаюсь делом, которое очень люблю и в котором начинаю разбираться. Иной раз даже могу давать советы молодым режиссерам, с которыми работаю. Я всегда стремлюсь к совершенству. Обожаю атмосферу студий. Мне известны все тайные пружины постановки фильма, я знаю, где может возникнуть напряжение, знаю, как улучшить ту или иную сцену. И если это возможно, если это необходимо, или даже просто полезно – и при этом не возникает ссор, – я всегда стараюсь помочь».