- Уважаю умных и понятливых людей, - в глазах Валя Лавоне появилось нечто, подобное угрозе. - Однако, простите меня, мональе, если я позволил себе дерзость в таком святом для всякого книгочея месте. В самой закрытой библиотеке мира...! Уф... Я ведь всегда любил книги. Особенно старые, - он помолчал немного, потом тихо протянул. - Жаааль... Сколько знаний хранят эти стены... Сколько забавных и страшных историй они могли бы рассказать этому миру, если бы были для него открытыми... Но нет. Боюсь, что такого в ближайшем будущем не случится. Лишь вы один смогли бы вынести отсюда искру знаний, из которой наши ученые мужи разожгли бы целое пламя. Если бы вам позволили это сделать, мональе.
Орадо позволил себе улыбнуться.
- Вы ведь знаете, что это книгохранилище охраняется надежнее, чем покои его величества.
- Конечно знаю. Секреты не покидают этих стен, сударь. Но, может быть, это и к лучшему. Не думаю, что нынешний мир готов впитать в себя тот поток знаний, который, однажды вырвавшись с древних страниц, способен залить его, подобно соленым водам, которые некогда поглотили Атлантиду. Не беспокойтесь. Я не прошу от вас раскрыть мне те запретные тайны, которые хранят эти пергаменты. Скажите мне только, верно ли, что этот рисунок является пентаграммой, аналогичной той, которой периодически пользуетесь вы?
- А вот здесь вы ошиблись. Это изображение мне знакомо лишь отчасти. Здесь отсутствуют необходимые элементы для перемещения во времени и пространстве. Много лишних знаков и линий. Вдобавок, ко всему, я не вижу никаких имен. Вы уверены, что ничего не упустили?
- Я двадцать лет работаю министерстве юстиции и ошибаться не имею права.
- В таком случае, на этот момент, я ничем не могу вам помочь, гранд. То, что изображено на этом листе, не является порталом в том значении, в каком его представляю себе я.
- Тогда что же это такое?
- Я не знаю. Для меня это не меньшая загадка чем для вас. Однако, думаю, что смогу сказать что-либо определенное завтра, ближе к полудню.
- Вы даете мне надежду, - Валь Лавоне улыбнулся, встал с кресла. - Так вы позволите мне нанести вам повторный визит завтра?
- Я полагаю, что в этом городе нет человека, который посмел бы отказать в содействии закону, который вы здесь представляете.
- Значит, мы друг друга снова поняли, мональе.
Валь Лавоне низко поклонился и вышел из книжного зала, оставив Орадо в одиночестве, сидящим в кресле, с листом бумаги в руках.
Молодой человек некоторое время оставался неподвижным, разглядывая пентаграмму, после чего встал, подошел к столу и аккуратно срисовал на чистый лист странные, корявые символы, которые находились на том месте, где должно было быть написано имя человека, открывающего портал. Предположительно, эти закорючки были буквами (а может быть и словами), заимствованными старухой из какого-то древнего, забытого языка. Если это так, то нечто похожее должно было находиться и в тех местах пентаграммы, что предназначались для обозначения исходного времени и пространства. Но ничего подобного странным символам, на пергаментном листе, что он держал в своих руках, Орадо не видел. Сегменты пентаграммы, которые бывший веналий привык заполнять с особой тщательностью перед переходом, оказались и вовсе не заполненными. Стало быть, Сальве не собиралась открывать портал для себя. Она открывала его для кого-то другого. И, вероятно, ей это удалось.
Орадо подошел к окну. Пару минут он задумчиво рассматривал купола пурпурных башен, возвышавшихся над городом, подобно гигантским иглам, слушал звуки, доносящиеся с улицы. Потом молодой человек снова взял в руки лист с пентаграммой и, придя к одному единственному выводу, который полагал правильным, скомкал его, бросил на стол.
- Какую же тварь ты вызывала, женщина? - прошептал бывший веналий, обращаясь в пустоту. Он еще какое-то время постоял у окна, затем, взяв плащ и шляпу, вышел из читального зала.
К дому госпожи Сальвы Орадо подоспел к тому моменту, когда солнце приблизилось к вершинам Сумеречных гор. Серое, мрачного вида здание взирало на узкую улочку тремя рядами витражных окон и было настолько неряшливым, что казалось необитаемым. Его растрескавшаяся крыша, стены сложные из щербатого камня и массивные колонны, невесть сколько лет поддерживавшие арку, что в любую минуту могла рухнуть на головы прохожих, производили отталкивавшее впечатление. Но таким был не один лишь этот дом. Все здесь, на узенькой улочке, носило на себе отпечаток какой-то темной ауры, а неровная брусчатка, по которой веками ступали прохожие, по слухам, состояла из камней, что некогда устилали Дорогу Королей. Ничего хорошего (Орадо уже знал это по своему опыту), от обитателей таких неухоженных, мрачных мест, ждать не приходилось.
Орадо спрыгнул с лошади и подвязал ее к одному из ржавых колец, торчавших из стены, у самого крыльца. Затем он обошел лужу, коих, после недавно прошедшего дождя, насчитывалось в здешнем переулке не менее десятка, поднялся по обветшалым, покрытым мхом ступенькам к двери. Постучал.
Дверь приоткрылась и Орадо увидел в проеме темнокожего, хорошо одетого старика, являвшегося, по всей видимости, сторожем. Тот вытянул шею, смерил бывшего веналия пренебрежительным взглядом.
- Чего вам угодно?
- Это до-ом госпожи Винтоцци? - поинтересовался Орадо, переминаясь с ноги на ногу, будто в нерешительности. - Я не ошибся, правда?
- Вы не ошиблись.
- Очень хорошо! - Орадо улыбнулся. - Я очень долго искал вас. Плутал по этим проклятым переулкам невесть сколько времени. Мне крайне неловко отрывать вас от дел в столь поздний час... Но вы ведь простите мне мою не-еловкость?
- Кто вы такой?
- Ах, да... Я не представился. Я такой рассеянный... Матушка всегда говорила мне, что из меня не выйдет хорошего канцеляриста. Я и сам понимаю... Если бы не ее связи при дворе, то меня и близко к Приказу никто бы не подпустил.
- Так вы из Приказа?
- Да, - рассеянным голосом промолвил Орадо. - Занимаю должность подьячьего. Но я там человек новый. Работаю второй месяц и еще то-олком не освоился. Наверное, вам говорили обо мне утром.
В глазах сторожа появилось что-то, похожее на смятение. Причмокнув губами, тот, как-то нелепо покачал головой, потом приоткрыл дверь пошире.
- Меня никто не предупреждал.
- Это ужасно! - воскликнул Орадо, взявшись за дверную ручку, медленно потянув ее на себя. - Настоящая ха-алатность! Ведь вегиналии вас должны были известить вас о моем приходе!
Старик застыл как вкопанный, уставившись на человека, больше похожего на ушлого проходимца, чем на госслужащего. Орадо же, видя в глазах сторожа замешательство, не давая ему опомниться и найти правильные ответы на вопросы, которые он, несомненно сам себе сейчас задавал, снова заговорил:
- Видите ли, я произвожу перепись вещей, которые в Приказе полагают вероятными уликами. Хожу, опрашиваю свидетелей, занимаюсь бумажной волокитой, ищу иголки в стогах сена... Толку от моей работы не-емного, но разве я смею возразить его светлости? Матушка всегда говори-ила мне, что ничего путного из меня не выйдет.
Старик усмехнулся.
- Должно быть, она была права.
- О, заклинаю вас, не говорите так! - воскликнул Орадо и, словно в порыве отчаяния, резко потянул дверь на себя. - Я стараюсь прине-ести пользу его светлости! Он единственный верит в меня. Впервые за то время, что я работаю в Приказе, он дал мне отве-етственное поручение и я не могу его подвести! Вы ведь поможете мне оправдать его ожидания?