Аспирант очень недобро смотрит на Яноша. Тут даже нам понятно, что у Разумовского более непринужденное, что ли, раскованное произношение, а у препода — слишком вычурное, словно он хочет нам что-то доказать.
— Семь лет.
Зайцев кивнул, прищурил глаза и спросил:
— Фамилия?
— Разумовский.
Я ожидала чего угодно, но не того, что услышала от препода.
— Задержитесь после пары, обсудим ваше обучение. Вам не стоит терять время в этой группе.
— Ага! — Голос у клоуна был донельзя довольным. Сзади раздались разочарованные вздохи, но я не слушала причитания девчонок.
Так вот, значит, чего он добивался! Чтобы его отлучили от занятий, да еще и официально. Аспирант тоже не дурак, зачем ему студент, который знает предмет лучше, чем должен? Клоун наверняка автоматом все получит, лишь бы смуту не вносил. Я покачала головой. Интересно, а с другими преподами у него такое же пройдет?
— Вряд ли! Юль, мне кажется, ты передергиваешь. — Мы с Аринкой и вернувшейся к нам Солнцевой идем из буфета на третью пару — ненавистную латынь. — Понятно, что он может адок устроить бедному Зайцеву, но вот остальным… На латинском его быстро на место поставят.
Я улыбнулась. Да, Нина Васильевна Андреева — это не прыщавый аспирант, который собственной тени боится. Об нее кто угодно зубы обломает.
— Что-то сегодня все задерживаются.
Мы зашли в аудиторию одними из последних, но Андреевой на месте не оказалось, не было и Разумовского. Зато весь его пажеский корпус уже облюбовал сзади правый угол.
— Так, девочки, извините, но я туда. — Ксю рванула в фан-зону, Арине кто-то позвонил на мобильный, и она осталась разговаривать в коридоре.
Ладно, пока вытаскиваю учебник, а вместе с ним и мой чудо-самоучитель. Хочу показать его Андреевой, интересно, что она про него расскажет.
— Янош! — Сзади раздается радостный визг Янки, его подхватывают еще две девчонки — Таня Осипова и Гуля Юсина. — Иди к нам!
Я и не заметила, как Разумовский объявился в аудитории. Но сразу как-то тише стало. С нами еще две романские группы занимаются, наблюдаю, как девчонки пялятся на наш заграничный экспонат.
— В другой раз, девочки, — неожиданно произносит Янош и, поравнявшись с моей партой, бросает свой рюкзак прямо на мои учебники.
— Упс, не рассчитал, — без грамма сожаления в голосе произносит он и плюхается на соседний стул.
— Ты как-то сильно не рассчитал. — Вытаскиваю свои учебники из-под его барахла. — Тебе туда — дальше, назад, в фан-зону.
Даже головы не повернул.
— Теперь я буду жить здесь, ты же не против? — Он нагло улыбается, а я смотрю на удивленную Солдатенкову, которая входит в аудиторию одновременно с преподшей. Я лишь молча развожу руками и наблюдаю, как Аринка садится на одно из свободных мест.
— Я очень против! — возмущенно шепчу я и замолкаю, поймав на себе стальной взгляд Андреевой.
— Добрый день, — сухо здоровается профессор.
В аудитории сразу меняется атмосфера, становится более напряженной.
— Сегодня нас ждет небольшая проверочная работа. Надеюсь, у вас было достаточно времени, чтобы выучить склонения существительных и прилагательных. Как будущим переводчикам, вам будет полезно перевести небольшой и очень простой текст. Это даже не текст… — Нина Васильевна поправляет очки на переносице и, глядя на Яноша, продолжает: — …Всего пара абзацев. У нас новые лица. Вы не ошиблись группой, молодой человек? Вам точно сюда?
— Точно, — смущенно, как мальчишка улыбается мой незваный сосед. Ну да, ну да.
— Фамилия?
С удовлетворением отмечаю про себя, что от смазливой физиономии Андреева не только не растаяла, а даже еще больше нахмурилась.
— Разумовский, — с легким наклоном головы произносит клоун. — Янош.
— Это мы еще проверим, — бросила Андреева непонятную фразу и, отвернувшись, стала доставать из сумки папки.
По аудитории пробежал шепоток. Я толкнула локтем клоуна, но тот только скорчил невинную гримасу и громко вздохнул.
Через три минуты я уже напрочь забыла и про Разумовского, и про Андрееву, и про все на свете, потому что перед глазами лежит листок с заданием. Со склонениями я вроде разобралась, спасибо моему самоучителю, но вот перевод… Я две трети слов не знаю, даже ни одной догадки нет, что они могли бы означать. Словарями пользоваться запретили, да и толку от них не сказать, чтобы много было: у одного слова может быть с десяток значений.
— Как успехи, Заноза? — Чувствую его теплое дыхание у себя на щеке, и внутри поднимается раздражение от собственной беспомощности.