- Тогда зачем тебе это? – граф поднялся и посмотрел на нее грозно, будто был готов вот-вот ударить. – Говори сейчас же.
- Я… - Леда испуганно сжалась. – Я просто хотела узнать…
- Что именно? – наступал на нее граф.
- Что он за богом был, - ответила Леда честно.
Граф удивленно поднял брови. Испуганная Леда же продолжила сбивчиво:
- Просто его отовсюду вырвали, вырезали... я столько лет его ненавидела... но я ведь ничего не знаю о нем, не то, что о других богах... я просто хотела удостовериться, что он злодей...
- Почему ты ненавидишь его, а не Январь? – вдруг в лоб спросил Аластр. – Он ведь не заставлял жрецов приносить ему в жертву девушек.
Леда опустила глаза и застыла, сжав губы. В чем-то Аластр был прав. Она не знала, что ему ответить. Слова графа удивили ее. Многие ненавидели Январь, не только жертвенницы. В деревне, правда, эта тема поднималась только ночью и за закрытыми дверьми.
- Ее я тоже ненавижу, - тихо пробормотала Леда, а потом испугалась своих же слов и зажала себе рукой рот.
Она осторожно подняла глаза и увидела, что Аластр ухмыляется.
- Ты знаешь, что с тобой будет, если кто-то об этом узнает? – спросил он спокойно. – Что будет, скажи я кому-нибудь о том, что ты в один и тот же час призналась в интересе к Марту и ненависти к Январь?
У Леды внутри все похолодело. Граф подошел к ней, сжал руками хрупкие плечи и, заглянув в глаза, спросил чуть мягче:
- Итак, повтори, пожалуйста, что ты сказала только что про Январь?
- Я… ненавижу ее… - немея от страха под взглядом карих глаз, промямлила Леда.
- И это ты сказала мне, почти незнакомому человеку? – покачал головой граф. – Осторожнее надо быть. А вдруг бы я оказался религиозным человеком?
- Вы… не похожи… - прошептала Леда, опуская глага.
- Правильно думаешь, - сказал Аластр довольно. – Обещаю, что об этом разговоре никто не узнает. Однако никому в этом замке больше такого не говори. Особенно слугам, среди них могут оказаться хитрые уши моих недоброжелателей. А за его пределами и подавно помалкивай. Ты меня поняла?
- Да, я все поняла, - кивнула девушка.
- Что ж, - отпуская ее плечи, сказал граф. – Тогда иди в свою комнату.
Леда сделала книксен и уже собиралась уходить, как граф вдруг окликнул ее.
- Подожди, - сказал он. – Пожалуй, я подберу тебе книгу сам. В библиотеке очень много такого, чего ты не поймешь. Я просто избавлю тебя от надобности копаться. Слуги тебе ее принесут. Только верни ее мне потом сама, она из моей личной библиотеки. И будь очень осторожна, книга старинная, ей без малого семь сотен лет. Тебя это устроит?
- Да, - улыбнулась Леда, а потом добавила. – Огромное вам спасибо!
- Перестань меня благодарить, - фыркнул Аластр. - Я ничего такого не сделал.
- Не могу, - улыбка Леды стала еще шире, и она, прежде чем Аластр успел ее поругать, выскользнула в коридор.
Часть 2. Тайна. Глава 4
Леда захлопнула оказавшуюся довольно тонкой и ужасно старой книгу и с тоской глянула за окно. Денек выдался хмурый, тучи вот-вот грозились в очередной раз осыпать землю снегом. Однако погода Леду в данный момент волновала мало. Больше ее занимало содержание прочитанного сборника сказок. Книга повествовала о похождениях богини Апрель – талантливой лучнице и шпионке, которая каждый раз в свой месяц расправлялась с распоясавшимися бандитами или лихими людьми. Истории о ней Леду зачаровали, но был один нюанс.
Пролистав страницы, девушка нашла нужную иллюстрацию. На ней Апрель, чем-то похожая на Латену, только с короткими волосами – по легенде она обрезала их еще в бытность свою человеком, чтобы отпугнуть от себя неискренних ухажеров, да так и носила с тех пор короткую прическу – была изображена в танце. Ее партнером являлся некий рыжий парень в широком золотистом кафтане. Лицо его покрывали веснушки, а на губах играла хитрая улыбочка. Изображение было очень красивым и нравилось Леде, но оно не подходило ни к одной из представленных в книге сказок. Это очень сильно удивило жертвенницу – зачем рисовать такой шедевр, если он кажется совершенно неуместным. Как назло нумерации страниц не было, и определить, вырывали ли из нее страницы, Леда не могла.
Однако было у нее подозрение, от которого становилось страшно.