Зима 1950/51 годов чуть не стала для нас фатальной. Дело было в Межеве, а местом преступления стал отель «Межеван», очень милый, выстроенный из дерева со скрипучим паркетом. Моя комната помещалась как раз над номером г-на Бардо. Но такая топографическая подробность была мне сначала не известна.
Разбуженному скрипом паркета Пилу показалось, что он слышит наверху голос дочери, и он на рысях бросился ко мне. К счастью, Брижит услышала его шаги, и мы успели выскочить со второго этажа прямо в снежный сугроб. Только молодость и жар сердец спасли нас тогда от воспаления легких…
Подобно солдатам, которые считают себя неуязвимыми, уверенными, что пули предназначены соседу, эта тревога не прибавила нам осторожности.
Однажды, придя на улицу Помп с плановым визитом, я узнал от Брижит, что родители куда-то уехали, а Мижану – у бабушки. Лукавый демон удержал нас в большой гостиной вместо того, чтобы отправиться в комнату Брижит.
«О время, попридержи свой бег», – сказал поэт. В тот день мы немного пренебрегли им. Когда внезапно открылась входная дверь, мы едва успели спрятаться за балконную штору.
В салоне появился г-н Бардо в сопровождении крупного банкира, его жены и сына, слегка приударявшего за Брижит. Мадам Бардо отправилась на кухню похлопотать об ужине.
Сын банкира заговорил о наивности и хорошем воспитании Брижит как о качествах, редких у современных девушек. Потом оба отца обратились к менее фривольному сюжету – к опасности коммунизма во Франции. Жена банкира интересовалась, подлинная ли мебель в стиле Людовика ХVI в салоне или хорошая подделка.
Внезапно она спросила:
– А где малышка Брижит?
– Наверное, в своей комнате, – сказал Пилу. – Схожу-ка за ней.
Брижит проявила полное хладнокровие. С достоинством актрисы на подиуме она отбросила портьеру и вышла на середину комнаты.
– Привет, – произнесла она.
После того как прошло первое удивление, Пилу спросил:
– Что ты делала за портьерой?
– Пряталась. Не хотела показаться в растрепанном виде. Сами бы накричали на меня.
Сын банкира рассмеялся, и господин Бардо притворился, что восхищен характером дочери. Брижит увела их в свою комнату, чтобы показать коллекцию плюшевых зверушек, и мне удалось никем не замеченным покинуть помещение.
Господин и госпожа Бардо владели в Сен-Тропе маленьким домом в верхней части улочки, стены которого были увиты диким виноградом.
Этот маленький порт на Лазурном берегу славился своим очарованием, песчаными пляжами, домами Колетт и художника Денуайе де Сегонзака. Туристы и отпускники еще не завладели им. Модными были Канн, Антиб, Жуан-ле-Пэн, набережная Прогулки Англичан в Ницце и Монако. Я обнаружил сей райский уголок еще мальчишкой во время одной из велосипедных прогулок во время войны. И стал приезжать туда ежегодно.
Летом 1950 года я отыскал Брижит под сосновыми кронами около пустынной бухты. Она опасалась стрекоз, которые замирали, пока мы целовались. Эти большие насекомые, вероятно, с уважением относились к музыке наших вздохов, но Брижит утверждала, что они – шпионы, оплаченные ее отцом.
Мы поймали двух стрекоз, назвав их «Шпионка № 1» и «Шпионка № 2». Я пообещал никогда не расставаться с последней, которую Брижит с пристрастием расспрашивала при каждом свидании. Она устраивала мне сцены ревности, утверждая, что «Шпионка № 2» сообщила ей, будто застала меня в объятиях шведки или дочери зубного врача.
Для ревности у Брижит, надо признать, были основания. Я вел в Париже отнюдь не монашеский образ жизни. Часто разъезжал. Иногда по заданию Марка Аллегре, а подчас просто так. Но я искренно любил Брижит, хотя и не хотел жертвовать своей свободой. А той ничего не оставалось, как ждать под охраной родителей совершеннолетия.
Перед очередным моим отъездом она требовала, чтобы я фотографировал ее. Одетую и обнаженную. Дабы мог увезти с собой ее лицо, ее улыбку, ее тело. Брижит писала мне ежедневно. Это была смесь детского лепета, страстных признаний в любви и эротических фантазий, описаний романтических снов относительно нашего будущего и бунтарства против не понимавших ее родителей. При этом повторялась одна и та же фраза: «Ты ведь будешь любить меня вечно?»
Тогда я еще не знал, что женщины, мечтающие о вечной любви, особенно уязвимы перед лицом новой страсти. Ее фраза означала: «Не дай мне влюбиться в другого». Большинство мужчин воспринимают эти слова как доказательство своей исключительности. А все как раз наоборот. Романтично настроенные женщины ищут абсолютную любовь, но не встречают ее ни с одним мужчиной. Они говорят о «вечности», а на деле переходят от одного настоящего к другому.