Не клеилось у Горки со змеем. Газета старая, прорывается, да и нож тупой, не брал камышины. Ворох настрогал, ни одна из лучин не проходит по длине. По краям кое-как связал четвертушку мятой газеты, углы обмотал суровой ниткой, а скрепить для прочности крестом не удавалось.
Горка сердито сопел носом, хмурился. Тут же, полумесяцем, обсели и заказчики — младшие. Наседали они на Горку все лето с этим змеем, но он не мог выкроить времени, а нынче вот выпала свободная минута. С такой мыслью и взялся, что слепит этого проклятого змея мигом, лишь бы отвязаться. И наказан за то: битый час возится, а толку нет. Готов скомкать свое рукоделье и швырнуть на ветер, но у братвы такие страдальческие мордашки. А время-то какое даром пропадало! Кругом такие события!
Нынче в станице опять листовки. И опять тот таинственный Скиба. Теперь Горка знал наверняка, откуда они берутся. Последние ночи кое-что доглядел он еще. Появилось два новых лица в ивинских владениях. Знакомый, Сенька Чубарь, одноклассник и дружок Никишки, другой неизвестный. Холодок загулял у парнишки под рубахой, когда он, заглядывая в щель прикрытой ставенки в кухню, увидал у того на рукаве повязку полицая. Наутро сбегал в полицию к отцу, так, будто по какому делу, и угадал ночного ивинского гостя. Значился он там важным чином. Остудил было разгоряченную фантазию — узнал, что тот квартирует у тетки Ганочки. У Ивиных мог быть на правах соседа. Потом еще новость: бродил весь вчерашний день с Ленькой по степи. А поздним вечером сидели у Ивиных в кухне. С ними был и Сенька Чубарь. Голова шла у Горки кругом…
А тут вчерашнее… Помогая отцу перетаскивать в складе всякий хлам, он случайно наткнулся на пистолет. Плоский, тяжелый. Тернул об штанину — вспыхнул черным сиянием. Горка испуганно прикрыл его ладонями. Убедившись, что отец не заметил, сунул под рубаху. Дома протер масленой тряпкой, закутал и зарыл в канаве на огороде. А ночью, проснувшись, неожиданно подумал, что нужны еще и патроны. Побывал и нынче на складе. Там добра такого ящики — и ленты, и диски, и вроссыпь. Выбирал самые махонькие. Горсти две всыпал в карман, для пробы. Ежели подойдут, можно взять и больше. Спешил скорее управиться с этим неладным змеем да шмыгнуть на огород. Подойдут ли?
Дернулась щеколда на калитке. Раз, другой… Кто-то открывал неумелый — знать, чужой. Братва повернула косматые головенки. Навострили уши, округлили черные глаза. Только подумал Горка послать кого-нибудь, чтобы отвернул гвоздь, как она распахнулась. Никита! (Редким гостем был он у родичей — не знал, как и калитка открывается.) Направился было на кухню, но, оглянувшись, повернул сюда. Переставлял ноги устало, жевал сигарету. Не то от дыма, не то от солнца щурился. Подошел. Не вынимая изо рта сигарету, спросил:
— Маструешь?
Горка ответил кивком. Искоса сторожил каждое его движение. Никита, как видно, не спешил выложить то, зачем явился. Притопывая отставленной ногой, оглядывал двор с таким видом, будто сроду и не бывал тут. Прошел к плетню, заглянул на баз бабки Быстрихи. Долго глядел на тополь, что за сараем. Младшие Денисовы немо водили за ним глазами. Приход важного родича больше напугал, чем удивил. С надеждой взирали на Горку как на свою защиту.
Понял это Горка. Чтобы не уронить в их глазах достоинства, принялся крошить ножом камыш. Терялся в догадках: что привело Никиту к ним? От отца что-либо? Внезапно пришло в голову: «А не дознался он про наган?» Всунул руку в карман и быстро отдернул, будто ожегся обо что-то горячее. «Патроны!» Стрельнул по сторонам: куда высыпать? Голое место, а Никита — вот он, в двух шагах. Один выход— за сарай, в бурьян! Скомкал камышину, заорал:
— Черти, жрать только! А у самих и на это тямы недостает!
Опешили денисята — разбери, откуда лихо схватится? Иные, которые бывалые, уже примеривались глазом, куда унести ноги. Выручил строгий родич. Обернулся на шум, посоветовал с усмешкой:
— Вы, головастики, брызгай отсюда.
Братья будто ждали этой команды. Сорвались всей стаей разом, как воробьи"; оттаптывая друг дружке босые пятки, кинулись за сарай. Затрещал плетень, отделявший баз от огорода.
— А ты куда? — спросил Никита, видя, что и Горка собирается вслед за младшими.
— Вот же, видишь сам… Камышину высмыкнуть. Надергали, чертенята, гнилья…
— Садись.
Никита опустился на серый ноздреватый камень, приваленный к сараю. Вытянув ногу, полез в широкий карман темно-синих галифе, вытащил две конфеты в нарядных бумажках. Очистил одну, целиком, не кусая, всунул себе в рот. Другую протянул Горке.