— Ты, Большак, тоже сбирайся.
— Господин гильфполицай, — Андрей поднялся, — сутки целые отломал…
— Гм, сутки… Ежели понадобится на то, неделю подряд ломать будешь.
— Подождать бы хоть часок. Повечерять сбегаю…
— Ни минуты!
Крутнулся на каблуке, уставился на Приходько:
— Сам тут с молодняком воюй. Я к утру буду. А там, как дело укажет… Господин Жеребко, объявляй седловку.
Андрей вышел на крыльцо последним. Макар все сидел на перилах, на том же месте, попыхивая в темноте цигаркой. Во дворе — топот, окрики на лошадей… Остановился в раздумье. Поездка эта в план не входила. Последние дни он спешно завел дружбу с Бекером. Найти унтера трудности не составляло — каждый вечер он бывал у Картавки (возле плетня стояла и его мятая серая машина). Но с ним нужно пить. И Андрей пил. Даже в полиции пошли разговоры, что Большак наконец освоился со степным климатом и хлещет Картавкино зелье не хуже самого Степки Жеребко. Вот подручный ему попался жидковат — Бекер. После пятого стакана начинает что-то молоть по-своему, страшно выкатывая водянистые глаза с телячьими ресницами, бить себя в грудь, а еще один — сворачивался клубочком под загнеткой и мирно посапывал. Нынче они должны пить спорную. Ставил Андрей — проспорил в каком-то пустяковом деле. Жалость взяла его, завздыхал:
— Эх ты, мать честная… И надо же вот сегодня… А ты чего, дядька Макар, домой не топаешь? О тебе забыли.
— Оно ить и я так думаю. А мать при чем тут? — полюбопытствовал Макар.
— Ехать вот… Бекер еще подумает черт-те что… Проспорил я. Ну, договорились. Теперь ждет там.
— И много проспорил?
— Четверть. Так, сдуру…
— Эхма, — уже серьезно забеспокоился Макар.
Андрей остановился на нижней ступеньке, еще повздыхал. Не выдержал соблазна Макар: выплюнул окурок, встал с перил.
— А мне, случаем, ежели заглянуть, упредить, а? Так и так, мол. Чорты его батька знают, оно же кабы русский, а то вовсе немец…
— То-то.
Андрей горячо попросил:
— Дядька Макар, выручи! Вот тебе деньги. Разъясни. Немец, немец, а понятие тоже имеет — служба. Не стесняйся, мало будет, доплачу сам Картазке.
— Да оно ить как сказать… Мы не супротив.
С облегченным чувством бежал Андрей к конюшне седлать Серого.
Глава восемнадцатая
Лопнули планы и у Карася. Всю последнюю неделю пропадал возле лесопитомника. Телка своего, буренького, белопахого, изнурил — гонял на веревке по куту в поисках травы позеленее да послаще. Установил, где собачьи будки и охранщики прохаживаются, столбы пересчитал, на которые натянута колючая проволока. Он же, не кто иной, Карась, нашел и тайный лаз под эту огорожу. Там, где Сал делает петлю, питомник одним краем упирается в яр. Заросли бузины нависают над обрывом; проволока прямиком тянется через эти кусты шагах в двух от обрыва. Обрыв невысокий, в рост человека. В этом самом месте глазастый Карась доглядел промоину, старую, заросшую бурьяном и засыпанную листьями; когда-то был сток дождевой воды. Сверху, сквозь заросли бузины, ее не видать. Не особенно выделяется она и снизу, с обрыва. Это для всех, но не для Карася. И не надо таскаться с лопатой, листья и бурьян можно разгрести руками. Перехватил кусачками одну проволоку, самую нижнюю, и лаз готов.
Ленька похвалил его за находку, даже подарил складной нож с надломанным кончиком маленького лезвия. Карась, поглаживая в кармане костяную колодочку, сиял, строил планы и рисовал картины одну краше другой, как он подложит под цистерну толовую шашку и поднесет к шнуру зажигалку (зажигалки той еще не было в кармане, но Ленька непременно ее даст).
А нынче вечером у качуринского тополя, куда Карась прибежал раньше всех, Ленька ни с того ни с сего отвел ему «особое задание» в предстоящей ночной операции.
— Тебе, Карась, особое задание. Будешь возле полиции, пока из ворот не выедут верховые, человек до десятка, а то и больше. Тачанка, может, с ними. Направятся за парк, в сторону Нахаловки. Если два-три человека… сиди. Ясно?
У Карася слезы навернулись. С надеждой оглядел братьев, но те стояли хмурые и такие недоступные, как облака эти, что нависли над Салом.
— Проводишь немного их, — продолжал Ленька, — и аллюром до моста. Тут тебя будет ждать Гринька. Передашь ему: уехали, мол. Останешься на его месте и не своди глаз с Картавкиной хаты. Там должна стоять Бекерова машина. Придет туда и полицай, «седьмой». Ты знаешь его… Тогда можешь и домой. Ясно?
Возле полиции Карась побыл долгонько. Прошел в конец улицы (комендантский час еще не настал), вернулся обратно. На крыльце полиции светились цигарки, бубнили голоса. Нырнул в чью-то калитку напротив и пропал в палисаднике. Продрог весь, особенно босые ноги, пока во дворе послышалось конское ржание. Погодя со скрипом раздвинулись белевшие в сумерках ворота, и оттуда вывалилась темная, плотная масса верховых. С места взяли рысью. По набитой сухой дороге отчетливо доносился перестук колес тачанки. Свернули за парк, в улицу, что вела на греблю.